Природа и нравственность (Юрий Ефремов)

Можно ли ставить рядом эти понятия? Сама по себе "равнодушная" природа ни нравственна, ни безнравственна. Но речь идет о нашем человеческом - человечном или бесчеловечном - отношении к ней.

Человечество - часть природы. Природа не просто важнейшая часть окружающей нас среды и вместилище богатств - она источник первичного сырья и энергии, арена труда и отдыха. Она полна и духовных ценностей - красоты, радости, она - мир источников и целей познания. Любовь к природе органически входит в чувство любви к Родине - об этом писал Пришвин. Природа - друг и союзница в битвах, а если иногда и недруг, создающий препятствия или даже порождающий стихийные бедствия, то и тут она по-своему нам помогает - мобилизует и воспитывает, вынуждает преодолевать и предотвращать ее "козни". Даже такого "врага" надо ценить и уж никак не "покорять" и тем более не уничтожать, если даже он "не сдается".

Все это - о природе внешней, внутри которой мы обитаем. Но человечество и само - часть природы. Значит, и осквернять ее, подрывать восстановительные силы - в конечном счете самоубийственно для человека. Вот почему неотложным и высоконравственным в масштабе всей планеты стало движение за охрану природы, за поддержание ее вечной щедрости, за предотвращение ненужных - надуманных и ухудшающих ее преобразований. В условиях неукротимого прогресса техники такая забота о природе стала насущно необходимой всему человечеству, а в нашей стране - предметом всенародных и общегосударственных забот. Не случайно и то, что связи человека с природой теперь принято рассматривать как эколого-экономические (еще недавно такого "гибридного" понятия в терминологии ни у экономистов, ни у экологов не было).

И все-таки не все у нас ладно с природой. Почему все еще с трудом осуществляются природоохранные идеи? Ведь они давно уже подкреплены в нашей стране разветвленным и разносторонним законодательством, ими вооружены и международные программы масштаба ООН, и Всемирная стратегия охраны природы! У нас разрабатывается проект долгосрочной программы охраны окружающей среды на тринадцатую пятилетку и на перспективу до 2005 года. В январе 1988 года приняты партийно-правительственные постановления "О коренной перестройке дела охраны природы в стране" и "О первоочередных мерах по улучшению использования водных ресурсов в стране". Созданы союзно-республиканский Государственный комитет СССР по охране природы и единая система управления природой на всех уровнях (вплоть до городов и районов). Определены приоритетные ориентиры в нашем водном хозяйстве, дана установка на комплексное, экономное и эффективное использование водных ресурсов.

Трудностей тут все еще много всяких - и сложившихся исторически, и возникающих сегодня: экономических, юридических, психолого-педагогических, в частности существенно отстают экологическое просвещение и пропаганда. Но подчеркнем и нередкое забвение морально-этических норм в общении с природой людей, причастных к пользованию ее богатствами.

Прогресс техники по отношению к природе повел себя отнюдь не прогрессивно. Разумное неистощительное природопользование под давлением как объективной инерции, так и субъективных конъюнктурных выгод все чаще сменялось хищническим, подрывающим необходимое природе равновесие. Пафос потребительского отношения к ней, нежелание "ждать от нее милостей", стремление безотлагательно присвоить запасы ее благ, покорить и без оглядки преобразовать природу в нечто якобы более разумное, динамически уравновешенное и управляемое превратились в механически задолбленный штамп. Утопические призывы опирались на инерцию невежественных представлений о "безграничности" и "неисчерпаемости" наших природных богатств.

Эти представления, внешне такие оптимистические и патриотические, по сути были лжепатриотическими и псевдооптимистическими. О какой безграничности ресурсов можно говорить, когда ограничены и площадь суши, пригодной для обитания человека, и толщина обитаемой оболочки - социосферы Земли! Есть пределы у запасов невосполнимых видов минерального сырья и топлива, неуклонно уменьшается доля возделываемой земли на душу населения, угрожающе быстро, как шагреневая кожа, сокращается лесной покров планеты, растет опустынивание, убывает поголовье промысловых животных, под угрозой сохранность генофонда многих видов флоры и фауны... Практически неисчерпаемы сегодня только солнечный свет, внутриземное тепло да сила приливов (об атомно-ядерных ресурсах пока умолчим).

А ресурсы, способные возобновляться на месте уже использованных, могут стать неистощимыми только при условии, что люди сами будут содействовать их воспроизводству. Вот почему так назрело устрожение всех норм природопользования, включая технологические, экономические, правовые, а с ними и нравственные критерии.

Теперь о хвастливом призыве "покорять природу". Покоряют врага, а не свою мать и кормилицу, первоисточник всех благ и условий существования человечества! Значит, и покорять природу - прежде всего бессовестно, хотя нас и долго приучали таким покорением восхищаться. Эти привычки сегодня то и дело дают о себе знать, проникая даже в пропагандистскую литературу.

Пора перестать фетишизировать само понятие о преобразовании природы - учебники и словари говорят о нем только как о процессе, ее улучшающем. Конечно, нелепо звучало бы "ухудшающая мелиорация", если само слово "мелиорация" означает улучшение. Увы, нас приучили закрывать глаза на множество реальнейших ухудшающих преобразований природы, и быстро, и медленно действующих, проявляющихся как на самих преобразованных площадях, так и вдали от них. Именно от таких долго- и дальнодействующих преобразований десятилетиями погибало Аральское море - обе питавшие его "дарьи" отдавали воду полям хлопчатника за сотни километров от своих устьев.

Можно ли оправдать многолетнее легковерное восхваление неукротимой гигантомании в преобразовании Волги в "Большую Волгу"? Драматическую картину последствий азартного превращения реки в гигантскую лестницу плотин и водохранилищ выразительно показал в фильме "Земля в беде" и статье "Стоны Волги" (Советская Россия. 1987, 18 ноября) географ и эколог Ф. Я. Шипунов: им вскрыт изъян психологии вдохновителей и исполнителей всей идеи - нежелание сопоставить выигрыши и убытки от преобразований, полное игнорирование альтернативных вариантов, расчет на формулу "победителей не судят", а фактически - осуществление другого принципа - "после нас хоть потоп".

Крупные крушения претерпело в 1951 и 1961 годах заповедное дело!

Такие конфузы списывались на проявления волюнтаризма, произвола, а надо бы подчеркивать прежде всего невежественность решений и недостаток научной, общественной и государственной совести в подходе к делу. Под прикрытием спекулятивных ссылок на науку в беде оказались и земли, и воды, и живая природа при корыстном попустительстве "научных" экспертов и консультантов. Всех перекосов в одном очерке не охватишь - остановимся для примера на морально-этической стороне бед, связанных с водопользованием.

Вода и мораль. В последние годы особенно много поучительно-горького накопилось в ходе проектирования перестройки речной сети, прежде всего так называемой переброски части стока северных рек на юг, - проектирования, в 1986 году прекращенного специальным партийно-правительственным постановлением. Обратим внимание не столько на научно-техническую сторону допущенных и уже осужденных ошибок, сколько на их морально-психологические истоки. Можно ли и как избегать таких уродств или предотвращать их в будущем?

В проектах переброски было немало бесчестного в первооснове. Крупные корыстные ведомственные интересы толкали сторонников безоглядных преобразований на прямую дезинформацию, на обман партии, правительства и народа. Проектировщики заложили в основу своей программы стратегически порочный подход. В годы, когда взят курс на всемерную интенсификацию хозяйства, на максимальное использование внутренних местных ресурсов, сторонники переброски сделали противоположную ставку - на заведомо экстенсивный захват водных ресурсов со стороны.

Дискуссия проходила в условиях, далеко не равных для спорящих сторон. Монополию гласной пропаганды и защиты своих позиций держали перебросчики, игравшие как бы "в одни ворота" и добившиеся даже запрета на критику их проектов в печати: "о переброске - только хорошее". Но в отличие от похожей античной формулы их идеи были отнюдь не мертвы, они и доныне остаются на диво живучими.

В 1983 году из уже сверстанного номера журнала "Коммунист", опираясь на негласную вышнюю директиву, "вырубили" из статьи о географии заказанные самой редакцией страницы, содержавшие критику переброски. А главный редактор "Правды" В. Г. Афанасьев сообщил съезду журналистов, что даже этой газете позволили публиковать высказывания против переброски только после вмешательства секретаря ЦК партии. Изъятие материалов из теоретического и политического журнала и центрального органа партии по требованию кому-то услуживавшей цензуры - не чрезвычайное ли это происшествие? Вот какими влиятельными силами ограждали себя от критики перебросчики, якобы заботясь, чтобы о наших разногласиях не знал "капиталистический Запад". Довод вовсе несуразный! Ведь именно враждебные круги Запада рады ввергнуть нас в излишние расходы, в разрушение среды и наследия отечественной культуры, замедлить выполнение Продовольственной программы, а теперь и начатой в стране перестройки.

Сами же сторонники переброски неограниченно и беспардонно использовали средства массовой информации - прессу, радио, телевидение - для пропаганды и восхваления своих намерений. Они рекламировали проекты как гарантирующие быстрый скачок в росте урожайности, уверяли, что в отношении к переброске якобы уже достигнуто полное единство взглядов (см. газету "Труд" за 7 апреля 1983 года). В стране росло подлинное научно-общественное движение сопротивления переброске, а ее сторонники создавали заведомо ложное представление о всеобщей поддержке проектов.

Пропагандисты переброски настойчиво возвеличивали "эпическое" и даже "эпохальное" значение затеянных дел, объявляя их не иначе как "проектами века", - это заранее оправдывало претензии на фантастически завышенные ассигнования.

Проектанты уклонялись от объективных экспертиз и научных проработок, от анализа альтернативных вариантов и хотя бы приблизительного экономического обсчета цены вредных последствий. Масштабы работ приучили целые ведомства к расточительному финансированию вавилонских строек, к крупным поощрениям и прославлениям авторов и исполнителей, к развращающему успеху. Вред от таких все еще планируемых бедственных преобразований грозит экономическому, научному и культурному потенциалу страны и не уступает вреду, который ей принесла лысенковщина. Ведь средства, испрашиваемые на переброску вод, куда нужнее стране на вполне реальные, а не утопические цели - на осуществление более экономичных, доступных и плодотворных решений.

О ложности всего замысла переброски и его дефектности уже не раз было сказано в ходе экспертиз и научно-общественных обсуждений. Особенно решительно и публично проект был скомпрометирован при попытке защитить наконец его якобы научное обоснование - кстати, и как докторскую диссертацию - одним из ведущих авторов (инженером А. С. Березнером) в ноябре 1984 года. Эта попытка подверглась такой сокрушительной критике со стороны авторитетных оппонентов, что соискатель капитулировал и сам уклонился от завершения защиты. Но дело тут не в личной неудаче диссертанта - важнее, что это было крушением новейшей попытки дать научное обоснование всего проекта! И что же сторонники - устыдились? Нисколько! Они и после этого продолжали отстаивать скомпрометированный проект, пренебрегая всеми указаниями на грубые просчеты и подтасовки фактов, на преднамеренный уход от поисков разумных альтернатив. Авторы еще надеялись на долгодействие предшествующих документов - программ Продовольственной и Мелиоративной, - где продолжали сохранять юридическую силу абзацы, благословляющие переброску. То ли рассчитывая на привычную безнаказанность, то ли надеясь, что проект переброски все равно будет одобрен, Минводхоз уже вел немалые работы по подготовке никем не утвержденного строительства на трассе намеченного канала от верховьев Онеги к Сухоне за счет "оперативных средств" министерства. Сторонники проекта торопились форсировать эти работы, чтобы поставить страну, как и в случае с Байкальским комбинатом, перед совершившимся фактом. Только в июле 1986 года, прослышав об уже готовящемся решении о прекращении проектирования и возможной ответственности за развертывание работ по неутвержденному проекту, минводхозовцы поспешили свернуть свои уже действовавшие строительные подразделения, и те в один прекрасный день, еще до решения Политбюро о прекращении переброски, убыли с места работы в неизвестном направлении.

У такого "фильма", напоминающего детективный, конечно, был и сценарий, и управляющая его исполнением режиссура. Каких нравственных оценок заслуживают эти так и оставшиеся безнаказанными анонимы?

Неужели авторы проектов переливания воды искренне не понимали их вредности? Но вот что писал один из идеологов переброски, директор академического Института водных проблем, член-корреспондент Г. В. Воропаев, в журнале "Водные ресурсы" еще в 1982 году (№ 5, с. 6). Там он признавал, что проекты переброски создавались ДО науки и БЕЗ науки, что Академия наук подключилась к анализу способов перераспределения стока, когда все проектные решения были уже предопределены (чудовищное признание ученого, возглавлявшего уже тогда академический институт, головной по всей проблеме, и даже почему-то экспертизу, контролирующую эти проекты в Госплане). Кстати, специальной экологической экспертизы проекты не проходили - авторы сумели избежать такой неприятности, грозившей по меньшей мере затяжками дела.

Там же (на с. 27) Воропаев писал, что экосистемы многих водоемов и речных систем Севера в результате ранее проведенных преобразований "уже находятся на грани разрушения, и отъем воды может ускорить этот процесс". Золотые слова - ведь вот что понимал! При этом ученый даже не гарантировал, что северные воды в заданных объемах достигнут Юга! Он признавал, что переброска ощутимо скажется только в верхней части бассейна и ее влияние "сгладится к нижнему течению Волги"! Кажется, зачем же тогда вообще что-то перебрасывать? Но и это признание не мешало Воропаеву поддерживать планы бесплодных миллиардных затрат - где же у него была правда?

Характерны для сторонников переброски беспринципность, конъюнктурная торопливость и готовность к смене поводов для переливания воды - то они хотели тратить ее на орошение хлебов и кормов Заволжья, то на спасение мелевшего Каспия, то вдруг задумали орошать водой из Печоры и рек Беломорской покатости (Онеги, Сухоны) поля Кубани! Не абсурдна ли сама идея - гнать воду от Белого моря к Азовскому? Не подорожает ли кубанский рис, политый онежской водой?

Воропаев даже в 1987 году, споря с Залыгиным, пишет, что еще в 1978 - 1980 годах перебрасываемая вода "предназначалась не Каспию, а Северному Кавказу через каналы Волга - Дон и Ростов - Краснодар"^*. Рядом водообильный Кавказ - а гидролог считает пристойным гнать воду на Кубань за тридевять земель. Но в передаче воды от Дона к Кубани скрыт и больший нонсенс: чуть не половина стока Кубани уже перегоняется по Кубано-Егорлыкской системе в Западный Маныч, то есть в бассейн Дона. Что же это за водоворотная карусель - переливать кубанскую воду в сторону Дона, а донскую - в бассейн Кубани?

^*(Впрочем, главный инженер Союзгипроводхоза Леонтьев в том же споре с Залыгиным называет цельб переброски вопреки Воропаеву срочную подпитку Каспия).

А как с логической и юридической правомочностью действий: ведь прокладка второго (ирригационного) Волго-Дона была рассчитана на волжскую воду, которую еще лишь предполагалось передать Волге с Севера. Работы по его проектированию были начаты до утверждения проекта переброски - это был уже дележ шкуры неубитого медведя. Проектирование переброски отменено, а работы по Волго-Дону продолжаются! И не только по нему. Волжскую воду хотят пустить еще и в Калмыкию по каналу Волга - Чограй.

Тут все тот же циничный расчет на необратимость совершившихся фактов: каналы будут построены, а волжской воды для них не хватит - вот и потребуется переброска!

Когда-то одним из оправданий переброски были намерения спасать уникальное поголовье осетровых в Каспии. Теперь минводхозовцы словно забыли об осетровых: отъем воды из Нижней Волги для переброски ее к Чограю лишит их последних нерестилищ и окажется гибельным для этого крупнейшего в мире стада драгоценных рыб. Что это - незнание правой руки о том, что творит левая?

Сегодня нет нужды излагать все перипетии борьбы с переброской - они хорошо обобщены в уже опубликованных очерках С. П. Залыгина (Новый мир, 1987, № 1 и 7), в его брошюре "Поворот" (М., 1987) и у В. А. Ярошенко "Перестройка вместо переброски" (Сельская молодежь, 1987, № 8), где, кстати, убедительно изложена история как самих проектов переброски, так и борьбы с ними. В том же "Новом мире", № 7, не менее всесторонне разоблачены и эколого-экономические, и нравственно-этические просчеты перебросчиков, связанные с их попытками оправдать продолжение работ по каналам Волга - Дон и Волга - Чограй.

Чего больше в упорстве сторонников переброски? Заботы о Продовольственной программе или забот о трудоустройстве непомерно разбухшей массы гидростроителей, к тому же избалованных рекордными размерами строек и излишествами финансирования? Водные мелиораторы давно привыкли получать мзду за то, что полили и пролили, а не за то, что выросло на полях.

Вот и с переброской та же логика - лишь бы что-то переливать, неважно куда и зачем, лишь бы побольше и поглубже рыть, а Минводхоз, привыкший считать престижной оценку своей деятельности в истраченных миллионах рублей, вылитых, пусть и мимо полей, кубометрах воды и вырытого грунта, готов по-прежнему расточительно-щедро оплачивать любые утопии.

Решением Политбюро прекращено только проектирование переброски и предусмотрено, что должно продолжаться "изучение научных проблем, связанных с региональным перераспределением водных ресурсов". Сторонники прежних замыслов видят в этом чуть ли не гарантию возобновления проектирования. Споры не утихают, и сегодня тем более важно очистить их от наследия и наслоений всего антинаучного и своекорыстного, чем так страдала линия гидротехнократов на предшествующих этапах. Продолжать изучение научных проблем вовсе не означает "продолжать проектирование" и не предрешает его неизбежности. Проекты должны опираться на выводы из научных исследований, то есть начинаться после их завершения. Торопливость и нарушение естественной последовательности процессов не могут быть оправданы ни с деловых, ни с этических позиций.

Попробуем все же понять, как люди, жившие в одно с нами время, воспитанные этим временем, могли такое задумать, такое напроектировать. Ведь предложения их не просто ошибочны, а основаны на преднамеренно ложных толкованиях, на заведомых передёржках (от слова "передёргивать") при определении целей, на искажении даже общеизвестных и элементарных положений. Вот примеры такого преднамеренного комбинаторства.

Миф о меньшей водности юга Русской равнины и ее "водном голоде". Уже для разрекламированного прессой в конце 40-х годов невежественного прожекта "гидролога" Митрофана Давыдова переливать сибирскую воду в Среднюю Азию был непростителен и не случайно тогда же отвергнут лихой тезис - "взять воду на Севере, где она никому не нужна", и передать на жаждущий влаги Юг. Давыдов был готов затопить новым Гудзоновым заливом, как никчемную, всю Западно-Сибирскую равнину - видно, и не слыхивал, как проклинают свой "мешок со льдом", лютый холодильник всей Северной Америки, ее жители - то-то не хватало нам подбавить еще холодку в Сибири!

Давыдов тогда очень удивился, встретив критику своих намерений со стороны географов и узнав, например, что вода Северу все-таки не бесполезна: тепловой сток огромных рек Сибири уменьшает ледовитость арктических морей, а избыток подпруженных вод подтопит и заболотит незатопленные земли равнины. И сколько еще всего неучтенного было поводом для провала авантюрных намерений незадачливого новатора!

Подчеркну, что отвергнуть давыдовские утопии у нас хватило здравого смысла еще при жизни Сталина и до открытия тюменской нефти, теперь бы сказали: только из экологических соображений. Спасению равнины при последующих попытках похоронить запад Сибири под водой (уже под строительство Нижне-Обской ГЭС), конечно, помогли и заботы нефтяников, и экологические доводы.

Но даже исходные тезисы Давыдова сегодняшние сторонники переброски не стеснялись применять - не только для Сибири, но и для европейской части страны, будто бы и ее Север переполнен ненужной ему водой.

Да, к северу в нашей стране течет больше рек (до 87% стока), чем на юг. Но в 87% входят все великие сибирские реки, а 13% общесоюзного стока составляют только большие реки юга Русской равнины - от Днестра до Волги, включая Днепр и Дон. Их-то сток надо бы сравнивать не с сибирским, а только с североевропейским! По северной же (беломорско-печорской) покатости стекает воды меньше, чем на юге: даже если включить сток Невы, направленный на запад, Северу Европейской Руси достается 48% - меньше половины речного стока (336 км3), тогда как Югу - 52% (384 км³). Намеренная подмена североевропейских цифр несопоставимыми данными по стране в целом вместе с Сибирью помогла сторонникам переброски создать примитивный миф о водном голоде Юга. С этого-то впечатляющего, хотя и фальшивого, расчета любили начинать свои рассуждения перебросчики.

Они же преувеличивали потребности наших земель в воде, занижая данные об осадках в степных зонах и завышая нормы полива. Наши степи и лесостепь получают 400 - 500 мм осадков в год (а Волыно-Подольская возвышенность и Закубанье и до 700 мм), и только в сухостепной подзоне, на крайнем Юге и Юго-Востоке, эта цифра снижена до 350 мм. В среднем налицо почти полуметровый слой влаги (в пересчете на объемы - более 500 км³ воды), ежегодно даримой нам с небес. Ее нехватка для полей - результат только нашего неумения удержать влагу от испарения (70%) и бурного ливневого стока в реки (20%).

Конечно, еще школьников учат различать соотношение сумм осадков и испарения. На Севере влаги испаряется меньше, а на Юге способно испариться даже больше, чем ее выпадает. Однако и это совсем не означает, что Югу надо добавлять стороннюю воду! Известны способы, как удерживать местную влагу от испарения и слишком быстрого оттока, то есть превращать поверхностный сток в подземный.

Уже столетие, как созданы влагосберегающие технологии, позволяющие обходиться местной влагой и обеспечивать устойчивые урожаи даже в засушливые годы. Именно этому учит опыт и докучаевской Каменной степи, и успехи Великоанадольской и Старобельской станций на юге Украины, и примеры живительного влияния лесополос на урожаи Кубани, в Поволжье и даже в более сухом Заволжье. Замахиваться на псевдоноваторские преобразования, не изучив историю вопроса, не обеспечив преемственное использование уже полученного опыта, - тоже своего рода безнравственность, а для будущих оценок содеянного - обстоятельство, скорее не облегчающее, а отягчающее вину.

Конечно, проектировщикам было о чем задуматься, когда им говорили, что одной из главных альтернатив переброске могло бы быть возвращение к широкому полезащитному лесоразведению.

К сожалению, план создания сети лесополос 1948 года был вскоре скомпрометирован преувеличениями их ветрозащитного влияния, хлестаковскими обязательствами по его сверхсрочному выполнению (не за 15, а за 5 лет!), организационным недомыслием и лысенковским лженоваторством. Мало что могшие дать для сбережения влаги удаленным от них полям исполинские государственные лесные полосы были посажены и все же в значительной части выращены - за ними смотрели службы, находящиеся на госбюджете. А внутриколхозные полосы - главные накопители влаги для ближних полей - были "повешены" на баланс колхозов, земледельцев понуждали выращивать их своими силами, за счет их же земель; все это велось нехотя, второпях, кампанейски, посадки оставались без ухода и, на радость колхозникам, их истреблял скот. Принести пользу они не успевали - ждать-то надо было 15 лет!

А вскоре, во второй половине 50-х годов, и весь план был перечеркнут волевыми решениями! Если бы не такое к нему отношение, мы за истекшие с тех пор 30 лет уже имели бы по всему Югу полностью развитую сеть лесных полос и гарантированные урожаи, устойчивые без привлечения сторонних вод. Вот истинная альтернатива всем экстенсивным замашкам и аппетитам перебросчиков. А есть и другие резервы и приемы агромелиорации - снегозадержание, влагосберегающая вспашка, облесение оврагов, задержка стока прудами и еще десятки видов "сухих" мелиораций - водники о них не случайно, а намеренно забыли.

Минводхоз занимался почти исключительно водными - оросительными и осушительными - мелиорациями, игнорируя прочие виды мелиораций, по сути зонально-экологические. Министерство и знать не хотело, что в его титуле стоит мелиорация вообще, а не только водная, ведь по сути его деятельности вернее было бы сменить вывеску и называться "Министерством водных мелиораций".

Оно пренебрегало "сухими" мелиорациями, ибо они числились по другому ведомству (по бывшей системе Минсельхоза). Но и такая ведомственная ограниченность была в основе корыстна: сухие мелиорации дешевы, вот Минводхоз и не вдохновляли - куда соблазнительнее большие объемы финансирования водных мелиораций и видимость конъюнктурных успехов.

Ошибки в оценках эффективности работ и в прогнозах. Как просто преувеличить эффективность водно-мелиоративных работ: сопоставляя объемы урожаев с орошенных и неорошенных земель, утверждать, что мелиорированные земли, занимая всего 11% площади, дают якобы до трети продукции. Надо только учитывать не весовые и объемные размеры урожая (с орошенных земель мы получаем не более 10% вала зерновых), а ценностные показатели. Хлопчатник во много раз дороже, чем зерно, да и рис дорогонек - вот вам и треть, в деньгах, а не по весу! Но и такое передергивание карт оставалось безнаказанным.

Кстати, и хвастаться-то следовало бы не валом продукции с орошенных земель, а только приростом урожая, тем, который был обязан орошению. Ведь немалая часть "вала" производилась и до орошения - зачем же и ее вплетают в свои лавры мелиораторы?

Проектировщиков устраивал прогноз якобы неизбежно растущего дефицита водопотребления в стране, хотя и мировая практика, и наша экономика идут к его сокращению, внедряя водосберегающие технологии и оборотное водопользование. А уверовав в свое же лжепророчество, почему и не просить под него лишнюю воду со стороны! Увы, перебросчики и тут хотели тратить воду как можно расточительнее, чтобы больше ее можно было и требовать, оправдывая захват сторонних вод.

Слаба у них была и природная часть прогнозов. Сделали расчет на иссушение климата, а никаких признаков такого процесса нет. Напротив, за последние годы произошло даже увлажнение, благодаря чему повысился уровень Каспия, перестало осолоняться и начало даже распресняться Азовское море. Опять-таки заблуждение не случайное, а преднамеренное: ради выбора гипотезы, которая позволила бы побольше рыть и переливать.

Особенно показательна, но и непростительна ошибка с прогнозом уровня Каспия. После того как его падение (в основном по климатическим причинам) на 2 м в 30-е годы принесло большой ущерб экономике прибрежных районов, в 50-е годы была вполне понятна тревога, когда появились признаки возобновившегося снижения уровня - это угрожало благополучию осетровых и новым ударом - прибрежному хозяйству. Вот и возродилась идея, уже возникавшая раньше, "занять" воду для Каспия у Севера.

Однако Каспий преподнес сюрприз: с 1978 года его уровень, путая все карты проектировщиков, вероятно опять не без веления климата, начал подниматься. Кто- то пытался предположить - не Кара-Богаз ли причиной повышения зеркала. Дескать, закупорили отток, вот уровень и поднялся. Но пролив, через который море сливало за год в "Черную Пасть" 5 - 6 кубов воды, перекрыли только в 1980 году. Значит, не плотина в проливе послужила первопричиной подъема уровня, а возникнув, помогла только чуть-чуть усилить уже шедший процесс.

В поведении уровня Каспия результируются малейшие перемены климата на огромной территории бассейнов Волги и других питающих его рек, а перемены эти отражают в свою очередь взаимоналожение целого ряда процессов и ритмов, включая астрономические. Изучая эти ритмы, неизбежность нового подъема моря предрекал еще Л. С. Берг. Океанолог Б. А. Шлямин в 1964 году в "Известиях Географического общества" (т. 94, № 1) предсказал происшедший подъем уровня с отклонением лишь на считанные сантиметры. Но сторонники переброски и на этот, и на некоторые другие аналогичные прогнозы опять-таки намеренно закрыли глаза, как на якобы методически некорректные (вся их некорректность и была в том, что они не "работали" на переброску, а напротив, доказывали ее ненужность!).

Но именно этот-то "некорректный" прогноз и вправду невежливо оправдался! За 8 лет зеркало Каспия поднялось на 120 см. Помножьте это на площадь акватории моря и убедитесь, что в нем уже накопился слой воды объемом до 450 км³ - почти два годовых стока Волги! При таком запасе, если даже уровень и перестанет повышаться, можно еще десятилетия не думать о пополнении Каспия чужой водой. Тем нелепее выглядело упрямое стремление сторонников проекта перебросить Волге хоть немножко - на первом этапе меньше 6 кубов воды или даже только 2 куба, хотя бы в порядке "эксперимента",- поистине каплю в море! Какой уж тут эксперимент! Хотели зацепиться, внедриться, хоть как- то начать, лишь бы потом, орудуя совершившимися фактами, продолжать недоброе дело.

А как беззастенчиво - вдвое! - завышались размеры ирригационного фонда! Как безудержно ратовали за полив черноземов! И знать не хотели, что черноземы вообще не требуют орошения, за вычетом случаев крайних засух. Ведь и перегной-то, причина их черноты, был накоплен в них именно в результате недостатка влаги! Полив черноземов, подобно допингу, дает временный скачок в урожаях, но вскоре ведет к оскудению и гибели лучших почв страны. А избытки влаги, имеющиеся на Юге, уже приводят к просадкам грунта, к подтоплениям, засолению почв, вымыванию перегноя - его содержание в черноземе сократилось с докучаевских времен почти наполовину.

Чтобы проект выглядел научнее, его авторы часто ссылались на применение современных методов исследования - моделирование, системный подход, - за это вроде и не упрекнешь. Однако используемые ими модели были примитивны, логически и математически не корректны - об этом есть свидетельства виднейших математиков и Института системных исследований. Элементарные линейные модели не учитывали всей сложности многофакторных систем, строились субъективно и не отражали разумных альтернатив, нежелательных для проектировщиков. За альтернативные выдавались варианты наивные и легко опровергаемые (вроде массового переселения людей на новые целинные земли в Сибири, призванного восполнить недоданное в случае отмены переброски). Старый и нечистоплотный прием: отвлечь внимание на опровержение заведомо бесплодных фантазий, на борьбу с вымышленными "жупелами", чтобы не упрекали за отсутствие вариантов.

Крупные ученые - математики и физики - оценивают качество проектных проработок как стоящее ниже всякой критики (академик Л. С. Понтрягин) и даже "на пещерном уровне" (проф. А. С. Мищенко). Академик Г. И. Петров сравнивает ошибки в математическом обеспечении проекта с попыткой спорить с таблицей умножения и с намеренной подгонкой величин в уравнениях. По его мнению, такая "подтасовка была решающим компонентом подготавливавшегося широкомасштабного экологического и экономического преступления". Кажется, резче уже не скажешь!

Тут и модели, и системный подход служили лишь шаманскими заклинаниями, своего рода "петушиными словами" и наукообразными ширмами для прикрытия антинаучных выводов.

Недоучет вредного влияния переброски на русский Север. Вода жизненно необходима в огромных количествах растущим промышленным районам Севера, прежде всего Тимано-Печорскому. Но при переброске стока на многих землях возникают и избытки влаги, угрожающие не столько затоплениями, сколько подтоплениями продуктивных угодий, где сосредоточено хлебопашество, льноводство, прославленное молочное животноводство. Утрату таких земель не возместить никакими формальными компенсациями в виде "равновеликих" пустошей на суходолах - ими не заменишь ни сочных пойменных лугов, ни придолинных пашен. Переброска стока повредила бы и подтопляемым лесам, и судоходству, и рыбному промыслу.

Чудовищно по замыслу было намерение перебрасывать в Волгу самую загрязненную и отравленную часть верховьев Сухоны. Экологически неграмотны упорные попытки включить в трассу переброски мелководные озера Воче и Лажа - они были бы обречены на немедленное заиление. Медико-биологических последствий вообще никто не учитывал. И на сколько еще других промахов было указано при экспертизах и на обсуждениях на прошлых стадиях проектирования! Авторы проектов притворялись слепыми и глухими - все, что противоречило их планам, игнорировалось.

Переброска грозила бы сотням памятников истории и культуры, в их числе еще недоизученным и не до конца выявленным археологическим и архитектурным сокровищам. Под угрозой оказывались и "незнаменитые" памятники крестьянского быта, народного зодчества. Обещания неприкосновенности этих святынь, якобы обеспечиваемой при переброске,- еще один пример намеренного блефа.

Никакие дамбы не оградили бы Соловки, Каргополь и сотни других ценных памятников старины и северорусского быта от подтопления при повышении уровня грунтовых вод, а с ним и от искажения исконных ландшафтов. А ведь одни только Каргополь с Белозерьем уже сегодня достойны организации Северорусского природно-исторического национального парка, который имел бы всемирное научное и культурное значение! Логика идеи переброски находилась в противоречии с природоохранным законодательством и Законом об охране и использовании памятников истории и культуры.

Переброска неизбежно вела бы к крупным социально-демографическим сдвигам: сгону с места и оттоку коренных земледельцев и животноводов, к замене их пришлыми временщиками. Сверхдолгие стройки оторвали бы на десятилетия огромное количество техники и людей - это легло бы тяжелым бременем на трудовые Ресурсы и без того обескровленного Нечерноземья, препятствуя возрождению исторически сердцевинной области России.

Ради создания пресловутой Анти-Онеги проектировщики считали пристойным перегородить Онежскую губу Белого моря, хотя это и обрекало на подтопление и частичное затопление Соловков с их неповторимыми памятниками архитектуры, парковыми угодьями, сетью озер и каналов. Как бы ни была остроумна затея с АнтиОнегой гидротехнически, ее авторы и не подумали сопоставить грошовые обещаемые ею выгоды с безмерностью грозящих культурно-исторических утрат. Не дали же подтопить Ленинград, не додумались до "АнтиНевы"! Еще кощунственнее звучало бы "Анти-Москва". А ведь от рек, беззастенчиво повернутых вспять и превращенных в антиреки, недалеко и до антиприроды и до "Анти-России".

Идейно порочен сам механистический подход к рекам и антирекам, словно к сообщающимся сосудам в школьном физическом кабинете. Реки - не лабораторные трубки, это живые артерии ландшафта. А есть еще и эмоциональная сторона - о ней почему-то стало модным говорить с пренебрежительной насмешкой, в лучшем случае - снисходительно.

Природа с ее красотой и щедростью сама по себе кладезь радости, счастья и способна рождать - не исчислишь какие еще - чувства. Простительны ли упреки за "эмоциональность", когда речь заходит о заботах и тревогах по поводу грозящих ей опасностей? Можно только гордиться тем, с каким высоким волнением умеют писать о бедах природы Астафьев и Распутин - а ведь и таких писателей недовольные ими технократы не стесняются упрекать в дилетантских эмоциях...

Недоучет вредного влияния переброски рек на юг Русской равнины. Был грех и у противников переброски. Даже в тех немногих выступлениях, которые удостаивались огласки, часто ощущалась однобокость: больше говорилось об ущербе, грозящем русскому Северу, а беды Юга оставались в тени. В действительности же угрозы Югу, которыми была чревата переброска, не уступают по своей серьезности бедам, угрожавшим Северу.

Вопреки утверждениям о всюду растущем водном дефиците Юг и сегодня переполнен бесхозяйственно расходуемой водой. Она на 30 - 60% теряется вследствие архаичной технологии орошения, из-за изъянов в оросительной сети, а главное - в результате переполивов, рассчитанных на увлажнение полей обязательно до уровня влагоизбыточных лет. Нормы полива расточительно - на 50 - 75% - завышены.

Недопустимо крупны переполивы на рисовых полях Кубани. Чуждая климату азиатская технология многократного заливания чеков приводит к засолению земель, к сбросу до ²/₃ воды в Азовское море со смывом туда пестицидов, удобрений и других загрязнителей (а давно доказано, что расход воды легко сократить более чем вдвое, выращивая кубанский рис на суходолах и без применения гербицидов).

Безобразно низка технология использования дренажных вод - это из их стока появились огромные водоемы Сарыкамыш и Арнаксай - паразиты, родившиеся за счет намеренно уничтожаемого Арала. Возникли страшные угрозы здоровью населения приаральских оазисов.

Из-за переполивов и других потерь воды по всему Югу уже развились грозные процессы подтопления и засоления земель. Просачивание в грунт от четверти до трети потерянных вод во многих местах повышает уровень грунтовых вод вплоть до его приближения к дневной поверхности. Отсюда необратимые изменения геологической среды - просадки, деструкция грунтов. От этого уже страдают обширные массивы земель, сотни городов и поселков Среднего Поволжья, Северного Крыма. Только на юге Украины подтоплено более 400 городов, поселков и сел, около 20 тысяч квадратных километров пашен.

Казалось, было что учесть из уже накопленного опыта ухудшающих преобразований стока - десятилетия существуют многие каналы (Северо-Крымский и другие) и водохранилища: Краснодарское, Цимлянское, волжские, Каховское и прочие днепровские. Но и этот опыт ничему не научил перебросчиков.

Тут есть что выявить и народному контролю. Стоило бы оценить, скажем, степень ответственности Минводхо- за и его институтов и степень их виновности в проведении дорогостоящих разработок надуманных и необоснованных проектов перераспределения стока, в пренебрежении критическими замечаниями и поправками экспертов, в досрочном развертывании работ по неутвержденным проектам, во всех случаях намеренной дезинформации и фальсификации фактов. Нужен и разбор более общей стратегической ошибки - кто виноват в допущении однобокости развития одной водной мелиорации в стране. За безнравственность в обращении с природой недостаточно стыдить и укорять - она должна стать категорией подсудной.

Пора заняться и историей - были же примеры, когда и в прошлом удавалось блокировать и предотвращать осуществление не менее чумных проектов. Пропаганды заслуживает успешная борьба против прокладки Главного Туркменского канала и с проектами Нижне-Обской и Нижне-Волжской гидроэлектростанций, грозившими затоплением нефтегазоносной Западно-Сибирской равнине и Волго-Ахтубинской пойме.

Надо бы поименно назвать инициаторов, виновников и организаторов осуществления бедственной стратегии, а наряду с этим сказать и о заслугах тех ученых и общественных деятелей, которые своим сопротивлением сумели добиться отмены уже действовавших высоких решений, предотвратить осуществление невежественных проектов, - страна должна знать и таких героев!

Об этике споров. Обратимся к другой стороне спора - морально-этической. Тут достигнут особенно высокий уровень безнравственности.

Сторонники переброски (Новый мир, 1987, № 7) стараются унизить противников упреками в "кликушеских заявлениях", "в круговой поруке неспециалистов", в "дилетантском позерстве технически безграмотных конъюнктурщиков", "паразитирующих на модной теме" и "распаляющихся от взаимной неудержимой поддержки и похвал". Достается и писателям, "скатившимся" опять-таки "к дилетантским, демагогическим и безапелляционным рассуждениям". Такова "культура дискуссии". Воропаев же свои упреки оппонентам в некомпетентности доводит и вовсе до издевательского предположения, что они могут спутать "Каракумы с Кызылкумом" и "такыр и тарыном". Не сам ли он "распалился в полемике"?

Он же пишет, что Залыгин "утаил" часть постановления, касающуюся продолжения научных исследований по перераспределению стока, но сам словно не замечает, что Политбюро тогда же предложило "сконцентрировать все материальные средства прежде всего на более экономном и эффективном использовании имеющихся водных ресурсов и комплексном использовании всех факторов интенсификации сельскохозяйственного производства". Подчеркнем: прежде всего имеющихся водных ресурсов и всех факторов интенсификации! Кто же что утаивает?

А как беззастенчиво спорщики приписывают противникам заведомо ложные утверждения и тенденции! Естественная забота о продуктивности и сохранности природы сегодня - неотъемлемая часть нашего общественного сознания - высокомерно объявляется "слезливой скорбью" о погибающей первозданной природе. Авторы статьи "Занос на повороте" (кандидаты наук!) разглядели у оппонентов стремление запретить любое вмешательство в дела природы, намерение сохранить "кондовый и посконный уклад", разражаются обоймой иронических определений, где противники переброски, оказывается, зовут нас "назад, к предкам", к освещению лучиной, к натуральному земледелию с применением только каменных и деревянных орудий, к замене синтетических материалов лыком, льном и шкурами, а бумаги - берестой (во имя охраны лесов и предотвращения загрязнений) и даже к переходу на гусиные перья!

Этот злопыхательский юмор, словно в фокусе, отражает убожество представлений авторов о сути охраны природы и уровень логики спора. Но чаще перебросчики приписывают противникам вымышленные грехи не в порядке такой грубой иронии, а на полном серьезе... Воропаев не стесняется всего через полгода после постановления Политбюро публиковать призывы типа: "Проекту жить" (НТР - проблемы и решения, 1987, № 5).

В исчерпывающем ответе С. П. Залыгина саморазоблачившимся, хотя и не раскаявшимся оппонентам (Новый мир, 1987, № 7) особо подчеркнуто отсутствие признания ими каких-либо ошибок, нежелание выявлять виновных и стремление уйти от ответа на предъявленные им главные возражения и обвинения.

Не ответили, зачем тратить миллиарды на переброску ради получения всего лишь двух - трехпроцентных прибавок к урожаю, когда более 20 % теряются при уборке, перевозках и хранении,- не лучше ли вложить средства в борьбу с этими потерями? Не отвечено, как оправданы затраты 12 млрд рублей на гидромелиоративное строительство, если оно окупается только на одну - две трети. Ни слова в ответ на не раз высказанное недоумение, почему Минводхоз столько лет сам себе намечал объекты и заказывал объемы работ, сам проектировал и сам у себя принимал сделанное. Молчание и на давний вопрос: кто отвечает за противозаконность начала работ по неутвержденным проектам? Кто в ответе за миллионы гектаров земель, уже переосушенных, как в Белоруссии, или засоленных и заболоченных? Почему перебросчики, обвиняя критиков в неосведомленности и божась помощью десятков помогавших им институтов, наглухо умалчивают о мнениях пяти отделений Академии наук, доказавших дефектность проектов? Залыгин пишет, что проект переброски "побил рекорды безграмотности и недобросовестности", и резонно утверждает, что впредь в природопользовании следует "исключать все проекты, конечные результаты которых вызывают сомнение".

Заметим, что Воропаев в конце письма призывает: "Надо и нам самим быть щедрее душой и чище помыслами". Хорошо бы это "щедрее" не означало щедрости за счет государственного кармана. Если бы этот завершающий статью призыв был самокритичным, а не риторической божбой "под занавес"!

А сколько еще бесчестного творится в полемике о воде и помимо переброски! Разве не аморально было длившееся десятилетиями нежелание признать давно выявленные ошибки - по инерции ли, во имя ли "чести мундиров" или еще какой корысти.

На весь мир прославилась печальная судьба Байкала. Когда-то ее предрешили втихую, под дымовой завесой многозначительной секретности - это обеспечило полное отсутствие гласности. Внушали, что только корд из чистейшей воды незаменим для покрышек к шасси сверхскоростных самолетов. Но и технология производства корда давно другая, и с сырьевой базой промахнулись, и не обязательно было портить именно Байкал. Помнятся же звучавшие уже десятилетия назад протесты общественности против варварского замысла. Поражал парадокс - как же это люди, облюбовавшие Байкал за несравненную чистоту его вод, не подумали, что чистоты-то они его и лишат, сливая в озеро промышленные стоки, мертвящие все живое!

Сопротивление лишь подстегнуло строителей комбината поскорее его соорудить. Спустя годы их все же поправили свыше, заставили израсходовать гигантские средства на очистные устройства. Теперь страшная черно-коричневая жижа - так выглядят целлюлозные отходы - проходит и механическую, и химическую, и биологическую очистку, подолгу осветляется в отстойниках. И что же? Вот очищенную-то воду и погнать бы снова на оборотное использование, в цеха! Ан нет! Для корда и она недостаточно чиста. И куда же ее? А в Байкал! В производство нельзя, а в озеро можно, оно все стерпит! А аккомпанемент обвинений в адрес защитников природы и тут все тот же: в дилетантизме, в призывах к регрессу...

Наконец приняты долгожданные решения о смене профиля целлюлозного комбината - пусть выпускает стулья или матрешек, лишь бы не травил озеро. Но и на время смены решили строить "ядоотвод" для недоочищенных стоков в Иркут. Друзья Байкала и тут протестуют: трубопровод может оказаться ширмой, прикрывающей прежнюю специальность комбината: яды отведены, зачем же менять профиль?

Так десятилетиями Байкал был гигантским зеркалом нашей безнравственности по отношению и к природному чуду мирового значения, и к природе в целом. Ведь сколько еще подобного допущено с загрязнениями воздуха и вод! Сколько почв и воды отравлено и продолжает отравляться неумело применяемыми удобрениями, пестицидами, гербицидами и иными зельями! И ведь ни капли раскаяния у вдохновителей и сторонников их дальнейшего применения!

Не бесчестно ли многоотраслевое отравление "великих озер" нашего Северо-Запада - Ладожского и Онежского? Остановили Приозерский комбинат, лишь когда его яды стали угрожать Ленинграду!

Кто в ответе, что синезеленые водоросли, как чума, завоевывают изголовья водохранилищ, что заполоненные ими застойные воды подступают и к киевским на Днепре, и к нижегородским на Волге кручам?

Гибельные дозы отрав недавно достались и Днестру, и Рыбинскому водохранилищу, и Валдайскому озеру. Читаем скупые сообщения и дивимся: виновных осуждают только за технологические промахи, а не за нравственные преступления против природы и здоровья людей.

Как мы все еще грязним моря - пришел срок беспокоиться даже о тихоокеанских заливах! О защите давно уже оскверняемых Балтийского и Черного морей приняты разумнейшие решения, вплоть до международных обязательств, но и тут инструкции и запреты лишены морально-этического аспекта: с виновных не спросишь, как же им не стыдно такое творить!

А кого виним - не стрелочников ли? Эксплуатационников, которые используют то, что им напроектирова- ли? Многое ли они могут поправить на ходу? А не стыднее ли должно быть конструкторам заводов-драконов, извергающих дым и нечистоты? И не еще ли стыднее тем ведомственным режиссерам и плановикам, которые утвердили губительные для природы нормы и сметы, погнались за сверхплановыми объемами, забыв о среде, в которой сами же обитают?

Есть еще два варианта преобразования и порчи наших озер: один - преобразование намеренное (случай с Севаном), другой - производимое, так сказать, попутно с действиями вроде бы и разумными.

О Севане мне говорить не легко: был грех, я сам восхищался остроумием идеи - сократить у озера зеркало испарения, слив излишки воды, чтобы получить "даровую" гидроэнергию. Наверняка и тогда были люди, горевавшие об этом проекте, а я оказался в числе тех, кто смолоду доверился восторгам публицистов во главе с не столь уж юной Мариэттой Шагинян...

Потом пришло отрезвление, заговорили о спасении Севана, да и тут сначала потерпели неудачу - не при нес избавления от бед и длиннейший Арпа-Севанский тоннель, пробитый сквозь горы, чтобы подпоить озеро. В год, когда грузинские кинематографисты ошеломили страну и весь мир смелым и мудрым "Покаянием", куда меньшее по масштабу, но все-таки покаяние сумел опубликовать по поводу Севана Зорий Балаян, признавшийся, кстати, в ошибочности и некоторых своих торопливых и не оправдавшихся восторгов. Писал же Максимилиан Волошин, как дорог нам "наш великий покаянный дар, прославивший Толстых и Достоевских"... И как все-таки еще мало у нас таких покаяний!

Вот Чингиз Айтматов понимает и умеет сказать о том, что продолжающееся обмеление Иссык-Куля (зеркало озера понизилось уже на 3 м) было результатом непродуманно растущего расходования питающих его вод на безудержный полив полей и другие хозяйственные нужды. Писатель возлагает надежды на "дорогой, трудоемкий, но смелый и прекрасный" план переброски в бассейн озера воды из соседних речных бассейнов - тут его "переброска" не смущает, но заботит другое: воду, переброшенную, и дорогой ценой, прагматики все равно захотят выливать не в озеро, а на поля. Айтматов хотел бы поэтому достичь такого юридического статута, "чтобы никакое должностное лицо ни под каким "объективным" предлогом не посмело использовать долю Иссык-Куля в иных, пусть даже насущных целях".

А в Казахстане так никто и не покаялся в ошибках с Балхашом - одни только сокрушения, что раньше была соленой лишь половина озера, а теперь осолонилось все, да и уровень понижается.

А как ему не понижаться? Он зависит от вод, приносимых озеру рекой Или и другими притоками (частично - подземным стоком). Но если воду этих притоков без оглядки расходуют на полив полей, а на Или соорудили, правда на радость алмаатинцам, пригородное "море" - Капчагайское водохранилище с его немалым испаряющим зеркалом, так что же лить крокодиловы слезы о погибающем Балхаше? Скудеет он по той же модели, что и Арал, только в меньших размерах, да и стороннюю воду к нему ниоткуда не перебросишь. Но покаются ли в своей вине авторы сценария, первыми предложившие накопить Капчагай и тем ограбить Балхаш, обрекая его на медленную гибель?

Видимо, нам нужно добиваться генерального - структурного, стратегического - перелома в самом подходе к отраслям хозяйства, пользующимся дарами природы. Назрел коренной пересмотр пропорций в планировании ассигнований на средоохранные цели. Пора понять, что нетерпима дальнейшая хвастня ложной дешевизной продукции, энергии или сырья, достигаемой при пренебрежении природозащитными устройствами, то есть в сущности за счет ограбления природы.

Десятилетиями существовал предел, разрешавший строителям тратить на охрану среды не более 3% сметной стоимости сооружений. Наверное, и в 20-е годы, с их скупым режимом экономии, даже при тогдашних скромных размерах строек, этого было недостаточно. А что получилось, когда с теми же ограничениями создавались промышленные гиганты, когда ареной индустриального строительства стала чуть ли не вся страна? Погоня за ложной дешевизной прельщала близоруких энтузиастов-плановиков, что по сути и привело к массовым загрязнениям среды промышленными отходами. Но мы-то с тех пор уже столько раз прозрели и поняли преступность подобных подходов - давно пора с полной прямотой стыдить, а то и судить таких вдохновителей.

"Почем природа?" - допустимо ли, прилично ли так ставить вопрос, да еще в столь вызывающе грубой форме? Разве может иметь цену поистине бесценное, ни под какие калькуляции не подводимое? Ведь неизмеримо драгоценен каждый вид живого - он и хранитель генофонда, и может стать ресурсом чего-то полезного в будущем, а сегодня - неотъемлемое звено более общей цепи природных связей. В случае утраты он невосстановим, как невосстановима, скажем, Сикстинская мадонна. Ее бесценность определяется не одним несравненным художественным совершенством, не только заключенной в ней духовной энергией и, уж конечно, не затраченным на ее создание трудом гения, исчисленным в человеко-часах или трудоднях, но и ее единственностью, неповторимостью...

Да, существует бесценность штучных объектов - красавца тигра или уцелевшей на Камчатке пихты, как и шедевра живописи или архитектуры. Бесценна и вся совокупность сокровищ - целые города и культуры - это в части рукотворных ценностей. А нерукотворная природа в целом, все группировки ее бесценных деталей - сообщества, урочища, а если говорить о сочетаниях исконного и рукотворного - весь ландшафт!

В этом высоком смысле природа действительно бесценна, и вопрос "почем она" звучит кощунственно. Но он может оказаться даже ключом к решению проблемы ее сохранности, возможности не на словах, а на деле поддерживать ее продуктивность и привлекательность.

Тут-то помянутая "бесценность" и способна проявляться как большая беда. Ведь основанием для большинства осквернений и опустошений служит прежде всего бесплатность природы. Как такое, столь противоестественное, могло возникнуть!

С экономикой у природы счеты давние. Однако 0 течение первой половины века у нас не было даже термина для изучения природно-общественных связей исследовать их не полагалось "во избежание смешения природных и общественных закономерностей". Вот и разрешалось опустошать природу беззаконно, а в сущности - противозаконно, даже не в юридическом смысле, а вопреки все же существующим, хотя и не вполне еще выявленным законам ее связей с обществом. А понятие "экология"? Оно еще недавно применялось только к живой природе и обозначало науку о среде обитания организмов. Об экологии человека и речь не заходила, будто он не живой организм. Тем большей ересью объявили бы "социальную экологию".

В 50-е годы возникло представление о природопользовании, сначала в биологическом, а вскоре и в широком географическом и экономическом, то есть в природно-общественном, значении этого слова. Им стали обозначать совокупность всех активных воздействий человечества на природу - в их число входят и ее охрана, и освоение богатств, и преобразование. Термин оказался жизнеспособным и нужным, он звучит уже и в решениях партийных съездов.

Теперь и смешно и грустно вспоминать, что даже в Госплане находились люди, оспаривавшие необходимость обеспечивать расширенное воспроизводство природных ресурсов. Применение понятия о воспроизводстве к "какой-то природе" было сочтено ошибкой - его полагалось применять только к общественному производству. Проект общесоюзного закона об охране природы с таким пунктом в Госплане СССР согласования не получил. Авторам было сделано отеческое внушение, чтобы они таких "антимарксистских" ошибок впредь не делали. А потом взяли курс на разработку не союзного, а республиканского природоохранного законодательства, и тех же авторов-географов привлекли к сочинению проекта закона для РСФСР. Убежденные, что необходимо обеспечивать воспроизводство ресурсов Уже на стадии планирования, они опять включили это требование в проект закона, на этот раз республиканского. Согласование проходило теперь через Госплан Российской Федерации - там оказались люди, мыслившие не догматически, суть дела поняли и проект согласовали. Зрелым признали его и юристы. В итоге Верховный Совет РСФСР в 1960 году принял закон в целом. Все упреки в "антимарксичности" статьи о воспроизводстве отпали.

Тогда же о возможности и даже о необходимости изучать природно-общественные связи заговорили и наши философы. Экономистам же пришлось перевоспитываться и превращаться из безоглядных потребителей природы в союзников тех, кто поддерживает ее продуктивность.

Обо всем этом вспомнилось еще при одном споре с догматиками, - споре, увы, не законченном и сегодня. В окончательном тексте закона были учтены не все предложения географов, в частности требования разрабатывать принципы стоимостной оценки потенциальных природных ресурсов. А не пора ли нам создавать что-то подобное учению о социалистической ренте?

Как страшны растраты лугов и пастбищ, полей и лесов при одних только затоплениях их водохранилищами! Бытовала притча, что на вопрос, не повышается ли стоимость ГЭС ценой затопленных земель, проектировщики будто бы ответили: а как же, мы включаем в состав ущерба стоимость годичного упущенного урожая! Но если бы земли затоплялись только на год, а не навеки!

А как росли размеры отчуждаемых и списываемых земель под новые города, дороги, аэродромы и продолжающиеся затопления (а подтопления и вовсе никто не учитывал).

Помню, как судили виновников залпового выброса ядов, погубившего уйму рыбы в одном из водохранилищ. Приговор "по году условно" вызвал недоумение - не было ни слова ни о подсчете убытков, ни о возмещении хоть доли ущерба.

Прокурор пояснил, что такое возмещение законом не предусмотрено, ибо погибшая рыба не имела цены и не числилась ни на чьем балансе. Вот какие мы богатые! Живет рыба и ни за кем ни числится, пока ее не словили. Карась и осетр плавают одинаково бесплатные, пока в них не вложен труд. А как с потребительской стоимостью? На прилавке-то цена у них разная - учтены и вкус, и редкость, да и ловить осетра сложнее, чем карася...?

Но экономисты тогда разъяснили: вы незнакомы с элементарными положениями политэкономии социализма. По ее законам потенциальные природные ресурсы не входят в понятие народного богатства.

Вот так-то. А мы-то по серости своей думали, что наши леса, земли, воды и вся полезная живность - бесспорное наше богатство! Нет, тут, видимо, какая-то закавыка. То ли понятие "народное богатство" имеет некое терминологически суженное значение, то ли оно мистически фетишизировано. Такой политэкономии, забывшей, что "социализм - это учет", мы и вправду не понимаем.

Тут мне и вспомнилось, как нас прорабатывали схоласты-плановики за "немарксистское" толкование воспроизводства ресурсов. Быть может, и здесь в основе не здравый смысл, а только автоматическое следование задолбленному постулату?

Сел штудировать литературу и ответа не доискался. Почему природа бесплатна? Когда фашистские оккупанты захватывали у нас Донбасс и черноземные житницы - разве мы теряли только города и заводы, а сама природа - земли, недра - ничего не стоила?

Уже давно мне доводилось говорить о бесплатности природы - статья "Жизнь взаймы (Сколько стоят не- добытые ресурсы)" увидела свет в "Литературной газете" 1 декабря 1966 года. Экономисты, в частности из Комитета цен, ответили мне тогда отповедью с упреками в нарушении и незнании теории стоимости.

Однако жизнь брала свое. В Центральном экономико-математическом институте Академии наук СССР возникло специальное подразделение, изучающее экономику природопользования. Оценкой природных ресурсов начали заниматься и географы, и экономисты, но поначалу стыдливо обходились одной качественной оценкой, применяя только различные системы балльности, бонитетов и тому подобных условных шкал. И правда, стоимостная оценка ресурсов применяется у нас только в лесах, где взимается попённая плата. Были попытки вводить плату за воду, но себя якобы не оправдали,- только теперь к ним возвращаются. Санкции за нарушение лесного или охотничьего права означают не взыскание ущерба, нанесенного природе, а лишь воспитывающую меру - наказание в виде штрафа.

Проиллюстрирую размышления о платности природы еще одной притчей, которая ходила в околонаучном фольклоре столицы лет 15 назад. Будто бы один авторитетный академик сказал на заседании у президента Келдыша, что Маркс открыл закон стоимости для капиталистического общества, которое он призывал разрушить, и мы его разрушили, закон же механически перенесли на условия социализма без учета специфики, возникшей при всенародной собственности на средства производства. Тут есть над чем подумать!

Неужели даже монополист-мультимиллионер, оказавшись владельцем всех природных богатств страны, будет спустя рукава наслаждаться сознанием, что "всё мое", и не заведет себе хотя бы укрупненной ведомости, что у него почем?

Увы, наши политэкономы повели себя именно так. Попытка ввести рентные отношения была пресечена с переходом земли в вечное пользование колхозам, а земельные кадастры объявлены буржуазной категорией, якобы не нужной социализму. Реки радовали "дешевизной" гидроэнергии. За оскудение и сокращение лесов не с кого было спросить. Сколько смыто "бесплатного" чернозема, закустарено лугов и пашен, особенно в обезлюдевших районах с "неперспективными" деревнями! Сколько земель продолжает списываться из сельскохозяйственного фонда! Сколько "ничейной" полезной фауны отравлено ядохимикатами и сколько тоже "ничьих" рыб погибло у плотин гидростанций! А ведь каждая погибшая рыбина - это не просто порции рыбных блюд, недоданные к столу, за нею тенью встает и не рожденное ею неисчислимое потомство! А подрыв воспроизводства рыб из-за преграждения плотинами путей к нерестилищам и их загрязнения... Какие упущенные выгоды не учтены тут экономистами - не их ли это кровное дело?

Вот и получилась бесплатная природа, не состоящая ни на чьем балансе. Не главная ли это причина непреднамеренных ее опустошений? Но где же совесть у теоретиков, навязавших нам такие принципы?

В уже упомянутых январских постановлениях об охране природы и использовании водных ресурсов констатировано, что в природоохранной практике недооценивались экономические методы управления, и установлено, что до пользователей должны доводиться лимиты водопотребления, а с 1991 года и "долговременные экономические нормативы платы за природные ресурсы" и "за выбросы загрязняющих веществ". При этом за превышение допустимых выбросов с пользователей должна взиматься повышенная плата, источником которой будет хозрасчетный доход коллектива. Можно надеяться, что такое "воспитание рублем" существенно повысит результативность других методов, воспитывающих нравственное отношение к природе.

Законы природно-общественных связей не сочинишь - они существуют объективно, но могут и должны быть разгаданы, выявлены при целенаправленном поиске. Сегодня же бесплатная природа существует вне закона и противозаконно, поэтому и расхищается.

Бесхозным оказалось общегосударственное, общенародное достояние. Пора перейти к количественной оценке своих богатств. Как ее делать - в рублях, баллах, с учетом возможного ущерба или произведенных затрат, применять объективные экономические эквиваленты (сколько энергии даст ГЭС, и сколько мы ее теряем от затоплений в невыращенных хлебах и невы- кормленном скоте) - разве не это должно быть делом номер один в разработке экономики природопользования?

Нужна грамотная перепроверка фундаментальных постулатов политэкономии социализма - ведь люди, когда-то ее разрабатывавшие, не слыхивали ни о природопользовании, ни об экологии, не задумывались и о необходимости воспроизводства природных ресурсов.

Легализация и узаконение стоимостной оценки природных ресурсов резко повысят авторитет и действенность природоохранного законодательства. Тогда мы проявим себя как истинные, и притом высоконравственные, хозяева природы, а не паразитирующие на ней безродные иждивенцы и опустошители.