Земля (Антолий Иващенко)

Я буду беседовать с вами о царе почв, о главном, основном богатстве России...

В. В. Докучаев

Едешь, бывает, в командировку с четко определенным заданием, уже в вагоне или в самолете стараешься представить людей, с которыми надо встретиться, думаешь, как построить очерк или статью, а прибыл на место - все не так. Факты не подтверждаются, авторы письма смущены, конструкция, прорисовавшаяся в пути, валится.

Вот и сейчас отправился я в Ставрополье написать о первых шагах РАПО, поинтересоваться локальным вопросом: как работают с землей в одном из трудных районов? Разговоры оказались сложней, интересней, чем думалось в дороге. И увели меня в давнее и недавнее, далеко и близко от этой степи.

В памяти всплывали то залитые дождем окопы Миус-фронта; то споры с Лысенко из-за дубрав, не выросших в Сальской степи; вдруг виделся трактор, запряженный в плуг на минном поле и управляемый вроде лошади - вожжами; первые палатки и снега казахстанской целины; потом Яшка, отправленный на колбасу; темень среди дня в черную бурю; злоключения Золотарева...

Но расскажу все по порядку.

1

Совсем еще молодой, в здешних местах недавно, первый секретарь Шпаковского райкома партии Александр Егорович Селиванов сразу после майского Пленума стал замечать, как приосаниваются председатели - тверже голоса, цепче взгляды, и, напротив, как сутулятся их вчера еще всесильные партнеры, притихают в споре, соглашаются даже с тем, против чего недавно стояли горой. На бюро, собраниях, полевых станах возникали неожиданные вопросы, вносились противоречивые, а то и вовсе исключающие одно другое предложения. Перемены в настроении радовали. Но все ожидали итогов осени, чтобы точнее знать: с каких точек отсчета начнет свою жизнь районное агропромышленное объединение?

Когда все сосчитали, выяснилось, что только за 1981 - 1982 годы фонды хозяйственного назначения возросли в районе на 44 500 тысяч рублей, или на 33,9 процента. Поставки техники и удобрений поднялись соответственно на 19 и 27 процентов. За это же время энерговооруженность каждого занятого в колхозах и совхозах увеличилась на 17,9, зарплата - на 15 процентов... Всего за два года!

А отдача? Задолжали государству много молока, шерсти, подсолнечника, овощей, плодов, картофеля... Рентабельность хозяйств, входивших в РАПО, снизилась с минус 18,1 до минус 33 процентов. Убытки составили больше 20 миллионов рублей. Вот уж поистине в долгах, как в шелках.

Это про колхозы и совхозы. У партнеров же все оказалось, как всегда, в полном, по местному выражению, абажуре. Прибыли! Тепло, светло, уютно... Нигде комар носа не подточит.

Тут нужны были меры кардинальные. Новая стратегия и новая тактика. Начали с ломки стиля в самой работе: полное доверие руководителям хозяйств и специалистам, никаких уполномоченных по проведению кампаний из райцентра не посылать, перекрыть поток бумажных указаний, от понедельника до пятницы ни один человек не может быть вызван в инстанции, былые накачки заменить семинарами на местах, рабочие совещания проводить кратко и только в субботу, совету РАПО собираться раз в месяц для обсуждения самых принципиальных проблем...

В объединение вошли 13 из 22 колхозов и совхозов. Как видим, не все. Не вступили три предприятия Птицепрома, два звероводческих хозяйства: одно осталось за Министерством сельского хозяйства РСФСР, другое - за Роспотребсоюзом. Хозяйства научных учреждений - их 5 - тоже не стали членами РАПО... Словом, на первых порах с 13 колхозами и совхозами объединились Сельхозтехника, Сельхозхимия, Межколхозстрой, городской молочный завод, передвижные мехколонны, Райпотребсоюз, хлебоприемные предприятия, Межлесхоз, ветеринарная станция, ветбаклаборатория...

И все же объединение получилось внушительное. Перво-наперво здесь занялись формированием централизованных фондов, чтобы, не распыляя средства, работать на перспективу, быстрее вводить в строй то, что годами не поднималось выше фундаментов. Стали отчетливее проступать многие прорехи. Самой большой из них был откорм крупного рогатого скота. В свое время на паях его сосредоточили в откормсовхозе №1, принадлежавшем Скотопрому. На деле получилось так, что колхоз вез сюда не только бычка, но и концентраты для него, травяную муку, зеленую массу, сено и даже солому. Что касается Скотопрома, то он не давал совхозу ни средств, ни материалов. Те бычки томились тут осенью и зимой под открытым небом, барахтаясь по брюхо в грязи. Какие уж тут привесы? К весеннему теплу и зеленой траве "отвес" стада достигал 150 тонн.

Велся откорм не то что без прибыли, а давал убытки. Делить пайщикам было нечего. Конфликт следовал за конфликтом. Идет председатель в управление сельского хозяйства, а оно беспомощное, влиять на Скотопром власти не имеет. Дорога одна - в райком партии, и речи одни: "Найди, дорогой товарищ первый секретарь, управу на этих захребетников".

С упразднением "прома" знающие специалисты отправились в совхоз не просто зафиксировать недостатки, а найти систему мер для прибыльного откорма. На поверку оказалось, что если перестроить структуру посевных площадей, оказать помощь в строительстве, то на тех же площадях можно выращивать в достатке все корма и за год откармливать 4700 голов скота.

Так оно и обернулось потом на деле - корма своим бычкам колхозы не возят, а прежний "отвес" превратился за первую же зимовку в 150 тонн привеса. Раньше совхоз должен был продавать по 600 тонн зерна. Теперь эти тонны взяли на себя пайщики, а совхоз меняет свой хлеб на комбикорм. Выиграли все, начали считать не убытки, а прибыли. И вот почему.

Те же дотошные специалисты, которых освободили от текучки и сочинения справок, сосчитали, что в среднем за год район забивает на мясо до 2500 телок, не давших приплода. Последовало предложение не отправлять телушку на мясокомбинат, а отдать в совхоз № 1, откормить, получить теленка, выпоить, поставить бычка на откорм, а молодую корову, если хорошо доится, вернуть на молочную ферму, если плохо - забить.

Что это дало? Ни много ни мало, а до 1500 тонн дополнительного мяса в год. Резерв? И какой!..

Потом совет объединения начал "выяснять отношения" с химиками. Дело в том, что из края по старой привычке им довели план в тоннах. РАПО это не устраивает. Объединение требует, чтобы Сельхозхимия в новых условиях, как здесь говорят, "комплексно ремонтировала поля, отвечала за конечные результаты". Начинать эту работу надо было перво-наперво с паровых полей - 7500 гектаров! - которые свободны все лето. Причем заправить удобрениями так, чтобы растениям хватало основной пищи в восьмипольном севообороте на восемь лет, пока ниве опять дадут отдых.

Химики упирались - при двойном подчинении не выберешься из-под двух огней, но с советом РАПО не считаться не могли, вынуждены были кооперироваться с хозяйствами и вместе ремонтировать истощенные поля.

На 1983 год Шпаковскому району уже не диктовалось, сколько, когда и чего сеять. Был только заказ на продукцию, а это меняет ситуацию. Раньше сюда спускали команду: занять зерновыми 56 тысяч гектаров, 50 процентов пашни! При такой структуре подсолнухи возвращались на исходные поля не через восемь лет, а через пять - шесть. Пшеницу по пшенице сеяли два, а то и три года кряду. Отсюда болезни, низкая урожайность.

Площадь под зерновыми здесь не просто сократили, а основательно пересмотрели структуру их посевов. Больше места отвели кукурузе, ячменю. Что касается главного богатства ставропольских степей - озимой пшеницы, то ее решили размещать по пару, гороху, эспарцету, люцерне, обогащающими почву дефицитным азотом.

Сколько же поколений агрономов, председателей колхозов, зоотехников, директоров совхозов мечтало об этой поре! Прятали люцерну за пшеницей, пары выдавали засеянными. Наживали инфаркты, получали выговоры, а берегли, как могли, землю, понимая, что у нее суровая память, что ее не обманешь.

У их преемников руки теперь развязаны. Из краевых инстанций в район вскоре приехали 14 специалистов. Увяли былые краснобаи, виднее стали те, кто действительно знает дело. Каждый специалист рабочего аппарата РАПО не менее двух - трех дней в неделю проводит в хозяйствах. Молодые называют все это сменой составов по ходу игры, ветераны - боем с марша. Но и те и другие пристально оглядываются в прошлое, чтобы сделать выводы из ошибок, благих и неблагих намерений, яснее представить день завтрашний.

- Помните большое совещание в ЦК партии восемнадцатого апреля восемьдесят третьего года? - раздумчиво говорил Селиванов. - Там прямо отмечалось, что надо обеспечить устойчивость земледелия, переходить на зональные системы. Да, они разработаны практически повсеместно, но внедряются медленно, рекомендации ученых и специалистов годами лежат на полках, а земледелие ведется по старинке. Это ведь и про наш район. Что называется, не в бровь, а в глаз. Пора капитально заняться землей...

Потом, знакомясь в управлении сельского хозяйства с залежавшимися бумагами и просто глядя на эти места из окна машины, я не раз вспоминал легенду, услышанную от украинского писателя Александра Елисеевича Ильченко: когда землю первый раз пахали, то по бороздам текла кровь. Всевышний в своем заоблачном далеке услышал мольбу земли и сказал: "Терпи, в том твое предназначение".

Легенда легендой, но вот горькая статистика. С 1871 по 1895 год, когда в ставропольских степях площадь распашки с 15 процентов возросла до 30, было всего 4 пыльные бури. С 1896 по 1920 год (за такой же период) припахали еще 10 процентов земель, и пыльные смерчи бушевали уже 6 раз. За последующие двадцать четыре года (1921 - 1945) дополнительно распахали всего 5 процентов - бури случились 7 раз. С 1946 по 1970 год плуг властвовал на 70 процентах пахотнопригодной площади. А плата? Было 14 пыльных пожаров. В 1969-м здесь полностью погибло 758 тысяч гектаров озимых, выдуванию подверглось почти два миллиона. На следующий год последовал новый удар. Буря вымела 300 тысяч гектаров! Во многих местах сорвало весь пахотный слой. До гальки! До глины!..

Пыльные пожары полыхают и поныне, хотя в разной степени. Нет никакой гарантии, что катаклизм 1969-го не повторится. А ведь кроме эрозии ветровой не прекращается и водная. Протяженность овражно-балочных систем в Шпаковском районе достигла угрожающих размеров - 1319 километров. Из них более 200 километров появилось за пять последних лет. В этом районе почти 100 тысяч гектаров эродированных почв. Расположенный на склонах Ставропольской возвышенности, этот район очень разнообразен как по рельефным, почвенным, так и по микроклиматическим условиям.

В 1955 - 1965 годах здесь было распахано много склоновых земель. Площади под пропашными культурами необоснованно расширили до 33 процентов. Наполовину урезали многолетние травы. Из-за того что гигантские площади озимых не успевали ко времени засеять, только треть их уходила в зиму раскустившимися и могла укрыть землю. Остальные поля, особенно отвальная зябь, становились и являются поныне очагами ветровой эрозии.

Сильнее других пострадали в буревые 1969-й и 1970-й колхозы имени Свердлова и имени Ленина. Они практически не получили урожая ни озимых, ни яровых культур. На отдельных полях выдуло слой почвы от 10 до 20 сантиметров. И сегодня в колхозе имени Ленина за лесными полосами лежит 3 миллиона кубометров плодородного мелкозема, снесенного с полей. Протяженность этих валов - почти 30 километров, ширина до 50 метров. Потребуются огромные средства, чтобы вернуть землю земле.

Как все это увязывается с требованием партии о бережном отношении к природе? С задачей, которая выдвигается и на двенадцатую пятилетку? Нет, никак не увязывается. А идти можно только этим курсом. Другого не дано.

2

Давно сказано и многократно повторено: если трактор тащит за собой не только сеялки, но и шлейф пыли, то надо бить тревогу. А как же без пыли? Она ведь образуется еще при вспашке, из-за чего степь потом и полыхает черным огнем. Верно, здесь повинен отвальный плуг, особенно современный со своими всесокрушающими лемехами. Я не раз в своих статьях и книгах обрушивал на плуг гневные филиппики. Но только ли от плуга страдает земля?

Чтобы получить ответ на этот непростой вопрос, из космоса через особые светофильтры сделали снимки опытного участка, обработанного без плуга, только противоэрозионными орудиями. Проявили пленку, сделали отпечатки и ахнули - пыль лежала на каждом гектаре десятками тонн, будто здесь работала дьявольская мельница. Откуда? Ведь пыль здесь не могла образоваться! Однако была.

В свое время великий русский ученый В. И. Вернадский назвал почву биокосным телом, обозначив так биологическую структуру, расположенную промежуточно между живой и мертвой природой. Но как трактовать это слово - "косное"? Невосприимчивое, приверженное к привычному, неподвижное, инертное?.. Если так, то обидно за почву. Животворящая, питающая, она не механический конгломерат инертных частиц. В каждом грамме почвы живет около 100 миллионов микроорганизмов, бесчисленное множество не зримых глазом беспозвоночных, личинок... В почве непрерывно идут процессы обмена, вершится одно из сложнейших таинств природы - круговорот веществ.

Мы ходим, ездим, давим и крошим по живому и живое, ибо неживое родить не способно. Вернадский превосходно знал это, и его термин более многогранен, чем кажется с первого прочтения, ибо слово "косная" по отношению к почве может означать также молчащая, безгласная, беззащитная.

Если бы матерь наша земля имела голос, она бы сегодня уже не стонала, а кричала от боли, которую мы, наделенные разумом и титулом властителей природы, причиняем ей. Что такое, скажем, годовой проход наших тракторов по полям? Примем во внимание машины тяжелее 2,5 тонны. Их у нас сегодня больше 2 миллионов. Если сложить кромка к кромке колеи их шин и гусениц, то ширина такого непрерывного макси-следа составит величину в 1652 километра. Примем, что тракторы движутся по полю 400 часов в год со средней скоростью 4 километра в час. Вот и получается, что площадь, покрываемая следами ходовых систем, составит 264,5 миллиона гектаров. Это на 38,5 миллиона гектаров больше всей пахотной земли нашей страны!

Мы взяли для расчетов лишь тяжелые тракторы. А ведь кроме них поля бороздят и более легкие, и комбайны, и грузовики с прицепами и без прицепов, тележки. Всего на поля за сезон наваливается более 6 миллионов всевозможных ходовых систем плюс свыше 15 миллионов разных других орудий и устройств, имеющих по два или по одному колесу. Каждая пядь пашни за сезон как мининум 2, а в среднем от 3 до 5 раз подвергается действию ходовых систем. Если учесть, что, например, один трактор "Беларусь", работая на сухих фонах, образует на каждом гектаре по 13 - 14 тонн пыли, то станет понятно, почему и без черных бурь ежегодно сносятся миллиарды тонн плодородного слоя.

Названные выше 13 - 14 тонн пыли на гектаре - это еще цветики. Ягодки особенно быстро вызревают на торфяниках. Здесь трактор оставляет после себя на гектаре 350 тонн пыли.

На координационном совещании по воздействию ходовых систем на почву, которое проходило в 1983 году в Мелитополе, известный белорусский ученый А. М. Кононов рассказывал, как быстро иная тракторная колея превращается в промоину, затем в канаву и дает начало еще одному оврагу. Еще раньше мне запомнились слова главного агронома Целиноградского района Ю. Захарченко о том, что колеи, оставляемые двенадцатитонными "Кировцами", не удается заделать потом никакими орудиями. "Поэтому стараемся все предпосевные работы выполнять только гусеничными тракторами. В результате увеличивается влагообеспеченность, снижаются потери урожая из-за переуплотнения". В технической литературе уже появился термин "машинная деградация почвы", сокращенно МДП. Так наречен комплекс вредных последствий массированного воздействия на нее ходовых систем и рабочих органов почвообрабатывающих орудий. Сюда входят переуплотнение и истребление почвенных микроорганизмов, нарушение структуры, снос перемолотой земли водой и ветром. Только из-за переуплотнения, по словам вице-президента ВАСХНИЛ В. А. Кубышева, урожай зерновых снижается на 20 процентов, бесполезно расходуется до 40 процентов минеральных удобрений и 18 процентов горючего.

В Благовещенском сельхозинституте подсчитали, что один трактор Т-150К, возделывающий сою на 500 гектарах плантации и снижающий из-за переуплотнения урожай только на десятую часть, наносит годовой убыток почти в 30 тысяч рублей. Эта сумма в 2,5 раза превышает стоимость самого трактора.

Подобные примеры приводить можно до бесконечности. Что касается общей картины в стране, то, по данным ВНИИ защиты почв от эрозии, в крайне опасном состоянии у нас находится 120 миллионов гектаров пашни - 53 процента. Ежегодно сносится 1,5 миллиарда тонн почвы, что равноценно утрате 180 миллионов тонн зерна.

Тут мне могут заметить, что Россия еще ковыряла землю сохой, а Америка вовсю пахала, что там есть тракторы и потяжелее наших оранжевых богатырей и не она у нас, а мы у нее покупаем зерно. Да, пока покупаем... Но вот слова фермера Эдварда Фолкнера из его сенсационной книги "Безумие пахаря", вышедшей еще в 1943 году: "Мы снабдили наших фермеров большим тоннажем машин на человека, чем любая другая нация. Наше сельское население стало использовать эти машины так, что почва разрушается у нас гораздо быстрее, чем это делается у любого другого народа. Вряд ли можно этим гордиться". Машинная деградация почвы получила глобальный характер, а опыт США показателен в том смысле, что природа капиталистического способа производства, его сущность проявились и в отношении к почве. Потребность постоянно наращивать прибыли, создавать все более сложную технику привела к преувеличению роли универсальности трактора, совмещению в одной машине пахаря, автомобиля и укладчика асфальта. В США колесных тракторов 97 процентов! А они, как известно из практики, создают пыли в 3 - 4 раза больше гусеничных.

Америка долго задавала тон в мировом тракторостроении. Наши специалисты тоже рассуждали в том духе, что капиталисты, мол, умеют считать деньги и знают, какие направления развивать в технике. Тем не менее сверхрасчетливые янки часто поступают близоруко и потом дорого расплачиваются за ошибки. Яркий пример тому "пшеничный бум", который кончился катастрофическим пылевым котлом. Интенсивная распашка, сев хлеба по хлебу истерзали почву, ветер поднял ее с такой силой, что не только перемело железные дороги, засыпало фермы, но и завалило даже городские крыши. Фермеры бежали от этого бедствия как от чумы. А те, что переселились в США из России и Украины, вспомнили непризнанного агронома Овсинского, восставшего против плуга еще на рубеже XIX и XX веков, и перестали пахать. За тем опытом наши специалисты ездили потом за океан, чтобы спасти закурившиеся поля целины.

На выездной сессии ВАСХНИЛ, вот тогда-то, в начале 1969 года, слова попросил донской агроном Прокофий Золотарев. Свое выступление он начал так:

- Чтобы получать высокие урожаи пшеницы, землю не надо ни пахать, ни дисковать, ни культивировать, ни бороновать, ни лущить, ни прикатывать. Надо только сеять и убирать урожай.

В зале раздался смех, затем иронические аплодисменты. Собственно, эти аплодисменты и заставили Золотарева уйти с трибуны, не закончив выступления. Но прежде чем вернуться на свое место, он, повернувшись к президиуму, задал один вопрос:

- Товарищи академики, доктора наук! Почему бывает сплошь да рядом так: пшеничное поле засорено осотом, молочаем, овсюгом, а рядом на целине - ни одной осотины, молочаины, овсюжины? Ведь семена этих сорняков разносятся на десятки километров. Значит, есть они и на целине. Так почему они все-таки не прорастают на почве нетронутой?

Выступлению Прокофия Тихоновича на сессии предшествовала многотрудная и долгая работа. Началась она со скандала. Нагрянул в поле глава областного треста совхозов и ахнул - озимую пшеницу сеют прямо по стерне! В тот же день главного агронома хозяйства П. Т. Золотарева приказом по тресту с работы уволили, а материалы передали органам отнюдь не агрономическим - для привлечения к ответственности.

На суде один из народных заседателей резонно заметил, что разбирательство можно отложить до урожая, дабы "не упечь человека ни за что ни про что". На это Золотарев ответил: раз, мол, тут сидят люди, разбирающиеся в хлеборобском деле, то можно рассудить и по всходам. Комиссия выехала в поле. В двадцати местах кидали шапку, и там, где она падала, считали среди жухлой стерни пробивающиеся зеленя. Теперь пришла очередь ахать другим: полевая всхожесть составила по двадцати тем пробам от 92 до 97 процентов! Для знающего толк в таких делах тут хоть стой, хоть падай.

Перебрались на посев по "культурной вспашке". Опять двадцать раз кидали шапку - взошедших семян было где 50, где 80 из 100.

"Дело Золотарева" пришлось прикрыть "за несостоятельностью обвинения", но на работе Прокофия Тихоновича не восстановили. Стал он трудиться в другом хозяйстве, еще пять лет ставил опыты. Ни одно орудие, кроме плоскорежущей сеялки, сделанной самим агрономом, земли у него не касалось.

В сравнении с пахотным контролем прибавка урожая озимой пшеницы по годам образовала такой ряд: 4,1 - 5,5 - 7,7 - 20,4 - 13,3 центнера. В четвертый год выскочка в 20,4 центнера объясняется тем, что озимые тут повсеместно вымерзли и контрольный участок пересевали весной яровыми. А так как дождя с весны до 14 августа не было, то яровое даже не косили. Контроль дал, таким образом, только убытки, а урожая - нуль. Тогда как золотаревская озимь, пройдя через мороз и засуху, принесла ему все-таки почти 20,5 центнера зерна. Без дождя!

Это было еще дерзновенней, чем у агронома Овсин- ского, дерзновенней, чем у Мальцева. Чудо? Никакого. У Золотарева даже в жару "дождь идет под ногами", потому что сохранена естественная почва, она не распылена и не укатана колесами.

Еще И. Овсинский писал: "Дневная роса... осаждается обильнее в том слое почвы, температура которой более низкая, т. е. обыкновенно в более глубоких слоях, где господствует температура более или менее близкая к температуре погреба. Но так как нам нужна влага в верхнем более теплом слое, то поэтому необходимо, чтобы: 1) влага, осаждающаяся обильнее в глубине, могла свободно подниматься вверх, что возможно только тогда, когда почва капиллярна, и 2) чтобы почва достаточно энергически проводила теплоту, ибо тогда верхний слой будет иметь температуру более низкую и сам по себе сможет осаждать росу. Достигается это тем, что верхний 2-дюймовый рыхлый слой предохраняет почву от перегрева. Получается, таким образом, что почва здесь работает как насос, собирающий влагу как раз у корней".

Тут вроде все понятно, но вывод?

"Так как дождь не идет всякий раз, когда это желательно, то приверженцам глубокой вспашки остается только одно: беспомощно ждать дождя да жаловаться на хорошую погоду. Я применял новую систему... где засухи приносят очень много вреда, и, несмотря на это, я всегда был рад хорошей погоде, потому что мне не нужно было прерывать полевых работ, земля же всегда была настолько влажна, что можно было лепить из нее шарики".

Вот на этом-то фундаменте растил свои хлеба и Золотарев. В четвертый год опытов температура воздуха в донских степях поднималась до 40 градусов, земля трескалась, а на опытном поле верхний слой не нагревался выше 23 градусов. Сорняки Золотарев не подрезал в предпосевные культивации, как это делали Овсинский и Мальцев. На второй год опыта сорняков здесь было уже вдвое меньше. На третий - еще меньше. С четвертого пропали вовсе. Отсюда и вывод Прокофия Тихоновича: 1) растения - как дикие, сорные, так и культурные - имеют общие объективные закономерности роста, питания и размножения, 2) утверждение о наличии каких-то особых преимуществ у сорной растительности по сравнению с культурной является ошибочным, 3) гибель открыто расположенных на поверхности почвы семян сорной и культурной растительности - объективная закономерность, 4) любая отвальная вспашка, проводимая после осеменения сорных и культурных растений до зимы, является одним из методов накапливания семян...

Казалось бы, теперь переноси, агроном, все это в широкое производство, предъявляй свои опыты на суд ученых и руководящих инстанций. Не вышло. "Дикую" сеялку Золотарева велено было переехать тяжелым гусеничным трактором. Сел за чертежи, чтобы сконструировать, раз уж так обернулось, другую, попросил помощи у конструкторов. Из ВНИИМЭСХ ответили на это: "С выводами Золотарева, отрицающего необходимость ряда операций по подготовке почвы, в частности вспашку, согласиться нельзя".

Пришлось дальше действовать уже на маленьких делянках. Озимую пшеницу и ячмень "кубанец" он три года подряд размещал на одних и тех же местах по непаханой земле. За три года пшеница в пересчете на гектар дала урожаи: 39,6 - 43,8 - 58 центнеров; ячмень: 32 - 38 - 51,4 центнера. Ну а потом была та сессия и тот конфуз. И еще было в перерыве знакомство Золотарева с тогдашним начальником зернового главка МСХ СССР И. И. Хорошиловым. Выслушал он агронома и заметил: не пришлось бы нам и за этим опытом ехать в Канаду, как ездили смотреть плоскорезы, стерневые сеялки и т. д. Но И. И. Хорошилов по возвращении в Москву запросил мнение о дерзком агрономе у Донского научно- исследовательского института сельского хозяйства и получил ответ: "При рассмотрении истории развития системы обработки сплошное рыхление с оборотом почвы, применяемое в настоящее время, он называет варварским земледелием и видит в нем основную причину снижения почвенного плодородия... Ранний срок сева яровых культур тов. Золотарев считает анахронизмом и рекомендует сеять "в момент оживления природы". Тов. Золотарев категорически отрицает глубокую вспашку, в то время как с переходом на пропашную систему и расширение посевов кукурузы и свеклы размеры ее применения должны будут увеличиваться".

Вот этой бумагой и заслонились от Золотарева. Но к нему мы еще вернемся, и по поводу еще более важному. А пока продолжим о тракторах.

По инерции погоня за лошадиными силами продолжается, растет масса тракторов, что приводит к повсеместному переуплотнению пахотных и даже подпахотных слоев почвы. В поисках выхода из положения сдваивают и страивают шины, чтобы увеличить площадь опоры, но это не спасает от переуплотнения, и вдобавок пылят такие колеса еще больше. Тяжелые колесные тракторы за последние пятьдесят лет в США погубили, например, около 40 миллионов сельскохозяйственных угодий, еще на 40 миллионах смыто больше половины почвенного покрова. Эрозии здесь подвержено не 53, как у нас, а 75 процентов пашни. Расчеты показывают, что к концу века Америка потеряет еще не менее 20 миллионов гектаров угодий. Почвоведы предсказывают стране в первую очередь падение урожайности, а через десять лет - нехватку плодородных земель, более острую и тревожную, чем энергетический кризис. Уже сейчас с полей и лугов здесь выдувается и уносится с водой питательных элементов больше, чем потребляют растения и пасущийся скот.

США не считаются с этим и экспорт зерна используют для политического давления на другие государства Бывший министр сельского хозяйства Дж. Блок откровенно говорил: "Я думаю, что продовольственное оружие - самое мощное оружие, которым мы располагаем сегодня. Так будет и в течение ближайших двадцати лет, пока другие страны будут зависеть от Америки в отношении своего питания".

Есть, конечно, за океаном и интересный опыт. Особенно в улучшении условий труда человека, сидящего за рулем или рычагами. Там, к примеру, широко переходят на прицепные комбайны. Двигатели наших самоходов работают 30 дней в году, а 11 месяцев являют собой мертвый капитал. Пока мы клепаем отвальные плуги, в Штатах создали прекрасную машину для поверхностного рыхления полей. Создали и великолепную сеялку точного высева. У нас решение о создании подобной конструкции уже лет пятнадцать пылится в архивах Минсельхозмаша. Серийными рядовыми сеялками мы бездумно валим в землю до трех центнеров пшеничных семян, ошибочно полагая, что "запас" поднимет урожай, а он падает. Американцы так густо не сеют. Эффекта они достигают разумным распределением растений по площади питания.

Но вот ошибки в тракторостроении мы упорно продолжаем копировать. В результате почва стала ареной, где столкнулись два крупных процесса. Один - нарастающие дозы удобрений, все более интенсивные сорта, мелиорация. Другой - расширяющиеся последствия машинной деградации почвы. Вот почему так медленно растут или застыли на одном месте урожаи, не дают проку удобрения, влага не впитывается почвой, а скатывается грязевыми потоками. Причина тому теперь не столько в химических, сколько в физических характеристиках почвы.

Ведущие наши почвоведы и специалисты по ходовым системам пришли к единому мнению: если в ближайшее время не будут приняты кардинальные меры, то машинная деградация почвы приведет сначала к частичной, а затем и к полной абиотичности ее, то есть к омертвлению.

Означает ли это, что тракторы, и в первую очередь колесные, надо немедленно прогнать с поля? Конечно, нет. Не будь у нас теперешних 2,6 миллиона этих машин, мы не имели бы хлеба насущного. Другое дело, что агронома уже не могут удовлетворить созданные по устаревшим и ошибочным зарубежным меркам ходовые системы. Они должны быть агрофильными - почволюбивыми, обладать комплексом качеств, исключающих переуплотнение и растирание комьев в пыль, не допускать повреждения травостоя на лугах и пастбищах.

В нашей стране уже пробовались первые машины с агрофильными ходовыми системами - пневмокатковый вноситель удобрений, опытные пневмогусеничные тракторы "Эврика", "Руслан", "Прометей", обутые в легкие резиновые "лапти". Кроме этого на смену колесным тракторам скоро придут многоосные и многоопорные машины. Наибольшие изменения коснутся конструкции самих колес, ибо нет сейчас у поля более опасного врага после плуга, чем десятки миллионов тракторных, комбайновых и автомобильных шин. При конструировании их не учитываются требования сохранения плодородия, все усилия отдаются, как и прежде, отвлеченно-рекордным показателям тяги. Но ведь тяга, которая уничтожает землю, антисоциальна, и если колесо вредит хлебу, то не нужны ни это колесо, ни нормативы, по каким его делали. Наиболее несовершенны в этом отношении грузовые автомобили. Даже комбайны так не душат почву, как заезжающие на поля с удобрениями самосвалы, а в жатву - грузовики с прицепами. Автостроители отмахиваются от жалоб агрономов, а когда их припрут к стенке, то в качестве особого успеха указывают, что "уплотняющее и разрушающее давление уменьшено до уровня этого воздействия колесных сельскохозяйственных тракторов". Сейчас создаются новые грузовики, предназначенные двигаться рядом с комбайнами завтрашнего дня. И тут встает вопрос: можно ли допустить, чтобы машины, которые будут работать в тринадцатой и четырнадцатой пятилетках, продолжали разрушать поля? Ведь пыль, снятая из космоса, была образована именно колесами.

Завидную дальновидность в этом направлении проявили Всесоюзный НИИ торфяной промышленности и Ленинградское производственное объединение "Красный треугольник". Они создали пневмогусеничный движитель к трактору К-701. Эта конструкция полностью реабилитирует наш самый большой трактор. Кроме движителя сделан большегрузный самосвальный прицеп с кузовом в 40 кубометров. Он при таких внушительных габаритах не трамбует землю и позволяет вывозить удобрения прямо на поля. Белорусский политехнический институт и "Красный треугольник" создают пневмогусеничные движители к "Ниве", новому рисоуборочному комбайну и ряду других машин. Словом, задел есть, но он пока невелик, с ним не решить проблем, вызванных машинной деградацией почвы. Здесь нужна целевая комплексная программа, объединяющая воедино усилия почвоведов, экологов, агрономов, агрохимиков, мелиораторов, конструкторов почвообрабатывающих орудий и ходовых систем.

Задача сохранения почвы и наращивания плодородия затрагивает сферы многих ведомств, она неразрешима в рамках какого-либо одного министерства, а тем более района. Здесь, на местах, приходится действовать подручными средствами, чтобы на первых порах хотя бы притормозить разрушение почвы.

3

В Шпаковском районе после всесторонней оценки состояния владений решили специализироваться на производстве животноводческой продукции. Ученые и специалисты по защите почв рекомендовали совету РАПО организовать для этого 9 узкоспециализированных предприятий. Производство мяса птицы и яиц предложили сосредоточить на трех птицефабриках, размещенных на землях с расчлененным рельефом; 55 процентов говядины, показали расчеты, может поступать из откормсовхоза № 1, расположенного на недоразвитых, эродированных почвах. Производство семян зерновых сосредоточили в опытном хозяйстве "Михайловское" и в колхозе имени Чапаева, имеющих земли с незначительным уклоном. Семена бобовых и злаковых трав предусмотрели выращивать в совхозе "Верхнедубовский", чьи поля наиболее сильно подвержены влиянию эрозии.

По новой структуре зерновые заняли 43 процента, технические - 5,5, а кормовые - 40,8 процента площадей. Почему пропашные зажаты до 6,7 тысячи гектаров? Да потому, что это максимально возможная площадь для размещения их посевов на участках с крутизной не более трех градусов. Посей больше - смоет, как уже смывало не раз.

Комплекс почвозащитных мероприятий здесь включает в себя почвозащитную организацию территории, почвозащитную технологию возделывания культур, лесо- и гидромелиоративные работы. Пока здесь преобладает прямоугольная организация территории, при которой длинная сторона полей направлена поперек господствующих восточных ветров. По мысли вроде правильно. Но делалось это без учета рельефа. Такой подход, вполне оправданный в равнинных условиях, на склоновых землях вызывает бурные стоки ливневых и талых вод.

Для преодоления совместного действия ветровой и водной эрозии предложена новая модель контурно- полевой организации угодий. На основе топографического плана выделяются водосборные участки, однородные по крутизне и экспозиции склона, почвенному покрову. Но мешает сложившаяся сеть искусственных рубежей - дороги краевого и районного значения, границы хозяйств, которые не ты проводил, полезащитные полосы, не тобой посаженные.

Продумали обмен участками между землепользователями: колхоз имени Ленина предложил совхозу "Дружба" Изобильненского района взять у него 100 гектаров, а он получит столько же неподалеку, чтобы обоим соседям лучше организовать свои владения. Колхозу имени Свердлова и совхозу "Заозерный" предстояло обменяться 250 гектарами...

На первом этапе переустройству намечено подвергнуть 32 тысячи гектаров угодий. 80 процентов севооборотов здесь будут носить почвозащитный характер - включение многолетних трав, полосное размещение, промежуточные посевы. Все это заставит механизатора впредь работать как бы зигзагами, поперек склона, а не пахать по прямой от неба до неба. Тут ничего не попишешь - другого пути не дано. Размещать пары надо полосно, ибо они в наибольшей степени подвержены обеим эрозиям: смыв достигал в районе 150 - 200 тонн с гектара за один день. В науке такие факты называют катастрофическим разрушением почв.

У шпаковцев под лесными полосами было занято 2,7 тысячи гектаров - 2,2 процента к площади пашни. Решили, что на первом этапе надо иметь вдвое больше. Кроме горизонталей предстоит сажать деревья вокруг балок и оврагов, водоемов, ферм. Перед вершинами оврагов предстоит соорудить водозадерживающие валы, распылители стока. На склоновых землях вырыть канавы для отвода воды, чтобы не порождать новые овраги. Планируются также работы по устройству прудов, водосбросов, плотин в устьях оврагов и балок. Как видим, молодому Шпаковскому РАПО на первых порах было что взять с полок и переложить на свои исстрадавшиеся поля. И не только ему.

Та статистика, которую я приводил по Ставропольскому краю, ничуть не лучше у соседей - краснодарцев и ростовчан. В начале буревого 1969 года я бродил в пылевом армавирском коридоре, натянув на голову полиэтиленовый пакет. По дорогам, занесенным черными сугробами, днем мы ездили с зажженными фарами. Видел, как до верхушек заносило лесополосы, как бульдозерами откапывали фермы.

В Ростове поразился цифре. При наложении карт послевоенных аэрофотосъемок на современные выяснилось: длина овражно-балочных систем увеличилась только по правобережью Дона более чем на 7 тысяч километров!.. Летя солнечным безоблачным днем из Москвы в Волгоград, глянул я на изъеденные оврагами берега и оцепенел: это страшнее воронежских и днепровских овражных систем, не раны на теле земли - уже метастазы.

А ведь когда-то все здесь было не так... После ледниковой поры холода отступили к северу, сверкавшие под солнцем ледниковые языки, упиравшиеся в Крым и устье Дона, растаяли, и на месте нынешних таврических и донских степей распростерлась неоглядная тундра. Она-то и положила начало нашим степным пространствам. Природа творила здесь почву, чтобы укрыть некогда мертвую породу одеялом, стеганным травами и лесами.

К новым условиям приспособились не успевшие перебраться на север олени, каспийский тюлень и лососевые рыбы. К высоким широтам переселились хвойные деревья, песцы, белые куропатки... Пониже воцарялись царственные дубы и грабы, а еще южнее - травы. Здесь, в умеренно теплой и влажной степи, отмирая, они творили наилучшие в мире почвы, имя которым на всех языках и наречиях - чернозем.

Удачный водный режим, не палящее, а достаточное тепло, благодатные тихие дожди, частые туманы позволяли развиваться пышной, сочной растительности. Она не перегорала по осени, осыпав травы, а медленно прела, укрыв степь мягкой, но плотной подстилкой, которая постепенно разлагалась снизу, превращалась в черный жирный перегной. Лучшие наши черноземы залегали в глубину на 100 - 110 сантиметров. Если учесть, что голоцену^* десять тысяч лет, то выйдет: на создание сантиметрового слоя чернозема природе требовалось примерно сто лет.

^*(Последний этап четвертичного периода, продолжающийся и сегодня.)

В Париже есть Международное бюро мер и весов, где - все это знают - при постоянной температуре под стеклянным колпаком хранится эталонный метр. Но мало кому известно, что там же хранится и кубический метр русского чернозема. Плодородные равнины есть на всех континентах планеты - это степи Европы и Азии, саванны Африки, Австралии, прерии Северной и пампы Южной Америки. Самые лучшие свои земли венесуэльцы называют "льянос", бразильцы - "кампос". Но наиболее точным мерилом остается оценка: в какой степени они приближаются по своим достоинствам к кубу того чернозема. Именно приближаются, ибо превзойти его нельзя. И поныне там, в Каменной степи, оберегается участок земли в том виде, в каком она была с изначальных своих времен. Не просто любопытно, а весьма поучительно рассмотреть естественный срез той почвы, рассмотреть и глубоко задуматься.

Вот колышутся на ветру серебряные нити ковыля. Разгреби его - и увидишь в приземном слое недавно отмершие травы. Живые и мертвые стебли, корни растений образуют как бы плотный войлок, или, как его еще называют, дернину. Под нею толстенным пластом лежит маслянистый и темный перегной. Чем глубже он, тем черней и смыкается с материнской своей основой.

И как озарение приходит: боже, да ведь это же страница за страницей перед тобой лежит история целых десяти тысячелетий земли! Как же было мучительно трудно первым прапрарастениям уцепиться за каменистый грунт, дать проростки, неброско отцвести и увянуть, чтобы оставить после себя крупицу плодородного перегноя - гумуса! С него начиналась в земле жизнь многосложной почвенной флоры и фауны. Через отверстия от перегнивших корней сюда все глубже проникали тепло, вода, воздух, черви, насекомые, в доступную для усвоения форму переходили химические элементы подстилающей породы... Да это же подземная кладовая солнца и всепланетарной атмосферы! И сегодня растения берут из почвы для своего формирования лишь десятую часть строительного материала, все остальное дает небо. Но как важна та десятая часть!

Тучные черноземы до распашки и хищнической перегрузки содержали 8 - 12, иногда 16 процентов гумуса, а это 700 и более тонн на одном только гектаре. Потому-то В. В. Докучаев утверждал: "...нет таких цифр, какими можно было бы оценить силу и мощь... нашего русского чернозема".

К концу прошлого века не только не стало травяных лесов - лучшие черноземы были распаханы, скудели. Но еще не все было потеряно. "Однажды взволнованно, с непокрытой головой вы пройдете по шумящим, почти дворцовым залам в Каменной степи, где малахитовые стены - деревья, а крыша - ослепительные, рожденные ими облака". Эти проникновенные слова принадлежат перу Леонида Леонова, а написаны они о крае, где в 1891 году разразилась жесточайшая засуха, которая охватила черноземные губернии России, Поволжье, Украину... Тогда голодало более 35 миллионов крестьян.

Такая "крайняя пагуба", по выражению В. Короленко, встревожила лучшие умы государства, ее приняли близко к сердцу А. Толстой, К. Тимирязев, А. Чехов, Д. Менделеев... Следующей весной в знойную, уже изрезанную глубокими шрамами - оврагами Каменную степь и прибыла первая подлинно комплексная экспедиция специалистов во главе с профессором Петербургского университета В. В. Докучаевым "по испытанию и учету различных способов и приемов лесного и водного хозяйств в степях южной России".

Проработала экспедиция здесь только четыре года, затем Лесной департамент не счел нужным выделять "дальнейшие ассигнования", несмотря на то что в результате хищнической эксплуатации почв, массовой их распашки, вырубки лесов мелели реки, падал уровень грунтовых вод, а недороды грозили повторяться все чаще. В этой обстановке горстка энтузиастов вопреки позиции чиновного Петербурга и косности многих ученых-коллег успела совершить подвиг, до сих пор поражающий размахом, мудростью и дальновидностью, - подвиг, зримо показавший людям, как надо обращаться со своим богатством - землей, хранить и приращивать ее хлебородную силу.

Главным в борьбе с засухой и эрозией почв Докучаев считал лесные полосы и пруды. Первопроходцы-исследователи создали в Каменной степи систему защитных лесонасаждений, облесили балки и овраги, создали пруды и водоемы. Все это превратилось в уникальный оазис - рукотворную лесостепь, где коренным образом изменился микроклимат, а урожаи стали гарантированными.

...Середина осени, а дни стоят удивительно ясные, теплые и безветренные. Мы ездим и ходим по Каменной степи, раскинувшейся на водоразделе живописных рек Битюга и Хопра, и любуемся мощными полосами леса, останавливаемся у затянутых зеленым покрывалом когда-то глубоких, мрачных оврагов, приветливо сверкающих прудов. Особое чувство вызывают здесь у каждого уникальные памятники природы - заповедные столетние залежи, где бережно сохраняется все, что росло в степи многие века назад.

Но это оазис. Общая же картина остается тревожной. Из-за неразумного хозяйствования плодородие почв катастрофически рушится. В центральночерноземных областях полей, которые содержали бы не то что 16, а даже 13 - 10 процентов гумуса, не осталось. А их-то было почти 3 600 тысяч гектаров. В конце прошлого века пашни с 10 - 7 процентами гумуса насчитывалось почти 8 миллионов гектаров - осталось чуть больше трех. Почв с 7 - 4 процентами гумуса набиралось 4 миллиона, а теперь уже 11. Площадь черноземных полей, имевших 4 - 2 процента гумуса, возросла на 35 процентов, а с содержанием гумуса 1 - 2 процента - почти в 4,5 раза. В подавляющем большинстве районов зоны черноземные почвы, имеющие около 2 процентов "чистого элемента", по плодородию уже приравниваются к подзолам, которые во время работы экспедиции В. В. Докучаева встречались лишь очень редкими пятнами.

Уже тогда Докучаев писал: "Огромная часть (во многих местах вся) степи лишилась своего естественного покрова - степной, девственной, обыкновенно очень густой растительности и дерна, задерживавших массу снега и воды и прикрывавших почву от морозов и ветров; а пашни, занимающие теперь во многих местах до 90% общей площади, уничтожив свойственную чернозему и наиболее благоприятную для удержания почвенной влаги зернистую структуру, сделали его легким достоянием ветра и смывающей деятельности всевозможных вод".

Его волновало, что создавшаяся в степи ситуация даже при сохранении прежнего количества осадков должна была неминуемо вызвать обострение почвенных и атмосферных засух, понижение уровня грунтовых вод, оскудение источников, что начался уже "энергический, все более и более увеличивающийся смыв плодородных земель со степи и загромождение речных русл, озер и всякого рода западин песком и иными грубыми осадками... В таком надорванном, надломленном, ненормальном состоянии находится наше южное степное земледелие, уже и теперь, по общему признанию, являющееся биржевой игрой, азартность которой с каждым годом, конечно, должна увеличиваться". Подводя итог своим наблюдениям, Докучаев писал: "...само собой разумеется, что так дело продолжаться не может и не должно; никакой, даже геркулесовский, организм не в состоянии часто переносить таких бедственных случайностей, какая выпала в настоящее время на долю России. Безусловно, должны быть приняты самые энергические и решительные меры, которые оздоровили бы наш земледельческий организм".

Как все это виделось сделать, какие принять меры, Докучаев обстоятельно изложил в своей книге "Наши степи прежде и теперь", где намечалась конкретная программа перехода от экстенсивного земледелия к интенсивному, являющемуся одновременно и природоохранным. Сюда входили не только более совершенная обработка полей, внедрение севооборотов, надежных сортов, но еще и управление обрабатываемыми почвами путем воздействия на ландшафт самой степи: регулирование как поверхностного, так и грунтового стока, борьба с эрозией, защитное лесоразведение, посадки деревьев и кустарников на песчаных массивах, заовражных склонах, орошение речными, паводковыми и артезианскими водами.

Кочковатая тундра не вдруг превратилась в донские, калмыцкие, таврические или заволжские степи. На этих сильно увлажненных растаявшими льдами пространствах сначала разрослись могучие леса. Они шумели под ветром от Каспийского моря до Черного. Но вот запасы обильной влаги пошли на убыль, леса выкачали ее в атмосферу, климат становился суше, жарче, и леса шаг за шагом отодвигались и уступали место травяной растительности. Деревья здесь сохранялись по берегам рек и озер, в низинах, на горных склонах. Это были самой природой созданные водоохранные зеленые массивы, где лес и степь соседствовали в прекрасном сочетании. Но с массовой распашкой под топор ушли те боры и куртины, оголились предгорья и горы. Вот почему и сегодня исключительно важно предложение Докучаева о выработке "норм, определяющих относительные площади пашни, лугов, леса и вод; такие нормы, конечно, должны быть соображены с местными климатичесними, грунтовыми и почвенными условиями, а равно и с характером господствующей сельскохозяйственной культуры и пр.".

Такой опыт к тому времени уже был. Еще по указанию Петра Первого под Таганрогом посадили рощу "Дубки". Затем, уже в XIX веке, заложили лесные полосы и леса для защиты полей в ряде других мест черноземной степи. Известность получили примеры успешного укрощения оврагов облесением и постройкой простейших гидротехнических сооружений. Кое-где практиковалось и лиманное орошение.

К числу таких "счастливых островов" в безбрежном море экстенсивного земледелия относился и хутор Трудолюб неподалеку от Полтавы. Здесь В. Я. Ломиковский вел древопольное хозяйство, которое, по его определению, "...есть и самое привлекательное, и самое близкое к природе, потому что здесь человек, засевая землю насущным хлебом, на одном и том же месте извлекает сугубые пользы и от дерев лесных и плодоносящих, так, чтоб зернистые класы и цветные травы могли в свое время озлащаться теплым светом солнечным, а порой прикрываться прохладною тенью дерев, умножающих сребристую росу и охраняющих влаги от преждевременного высыхания".

Но острова есть острова, они не могут составить материк. Так и здесь. Приемы рационального земледелия и пользования природой существовали разрозненно. И только Докучаев объединил их в четкий комплекс. Уже к 1917 году в России было посажено 130 тысяч гектаров полезащитных лесополос. Еще шире эта работа развернулась в наше время, после коллективизации деревни. В первые десятилетия после Октября черноземы без всяких удобрений, только за счет накопленного в них плодородия, без капитальных затрат кормили исстрадавшуюся страну хлебом. Под такими землями у нас сегодня лишь 8,6 процента территории, но с них мы берем почти 80 процентов зерна, много подсолнечника, свеклы, кормов, плодов, винограда...

4

В эти края собирался я давно, едва прочитал леоновский "Русский лес". Но было все недосуг. И только теперь наконец-то удалось пройти "по шумящим, почти дворцовым залам в Каменной степи...". Действительно, это походило на созерцание шедевра, который до этого я видел только в плохих копиях. И вот он передо мной во всей своей величавой красе: вековые ковыльные залежи, обросшие зеленой оторочью глубоченные овраги, приветливая голубизна озер, разлив озимей.

И трудно вообразить, что это вот здесь, на выжженном юру, стояла под соломенной крышей бревенчатая хатка, в которой поселился со своей Особой экспедицией автор знаменитого "Русского чернозема" Василий Васильевич Докучаев; потрескавшаяся земля, линялое от зноя небо, профессор с белой патриаршей бородой в окружении мужиков у распаханной полоски с крохотными прутиками-деревцами.

Да, это было здесь. Но какими большими стали те дубы и ясени! Им за девяносто лет, взметнулись к небу и на двадцать и на двадцать пять метров. Какие-то из них сажал своими руками Докучаев. А деревьям этим еще расти и расти. Для них первый век - детство. Было время, когда тому, что ученый сделал здесь с горсткой энтузиастов всего за четыре года, изумлялись, потом интерес гас и вновь вспыхивал, сюда ехали учиться, отсюда черпали идеи преобразования природы. Потом опять следовало забвение, раздавались даже предложения пустить все это под топор на деловую древесину, поскольку, мол, деревья, посаженные одновременно, так же враз засохнут.

Что касается лет не столь давних, то здесь одни настроились по отношению к лесу в степи воинственно, утверждая, будто он обедняет плодородие черноземов, превращает их в скудный подзол, грабит поля, забирая себе и снег, и вешние потоки, и небогатые летние дожди. Другие добавляли: лесополосы стали рассадниками сорняков, гнездилищем вредителей. А раз так - корчуй, распахивай, засевай...

Рубили, понятно, не все. А вот ухаживать за недавно еще зеленым другом бросили в степи почти все, лесоводческие звенья что в колхозах, что в совхозах распались. Черные бури драматического 1969 года, когда лесные посадки приняли на себя удар такой катастрофической силы, что кору с деревьев сточило, словно кожу до кости, заставили одуматься. Только ненадолго.

На Всероссийском совещании по совершенствованию систем земледелия, которое проходило менее чем в 200 километрах от Каменной степи - в Воронеже, начальник управления лесовосстановления Минлесхоза РСФСР Д. М. Гиряев с горечью говорил, что объемы работ по посадке полезащитных и противоэрозионных насаждений повсеместно и резко сокращаются, некачественно и несвоевременно проводится уход за существующими лесополосами, допускается потрава скотом, повреждение лесных культур транспортом и химикатами.

За восьмую и девятую пятилетки под влиянием постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР "О неотложных мерах по защите почв от ветровой и водной эрозии" в Российской Федерации были заложены лесные насаждения примерно на одинаковых площадях - 740 и 738 тысячах гектаров. В десятой пятилетке наметился спад - посадки заняли чуть больше 500 тысяч гектаров. Что касается одиннадцатой пятилетки, то на всю ее было запланировано уже в два с лишним раза меньше, чем сажали после постановления.

К 1985 году производство зерна в хозяйствах Центрального Черноземья намечалось довести почти до 14 миллионов тонн против 11 миллионов, полученных в среднем за каждый год в предыдущем пятилетии. А это значило, что надо было поднять урожайность зерновых до 24 и даже до 26 центнеров с гектара. Кроме того, планировалось поднять валовой сбор сахарной свеклы с 12 652 тысяч до 17 700 тысяч тонн, подсолнечника - с 359 тысяч в год до 605 тысяч тонн. Для выхода на такие рубежи Центральное Черноземье получило крепкую материально-техническую базу. За пятнадцать лет энерговооруженность хозяйств возросла более чем в два раза, огромные средства были выделены на мелиорацию, возросли поставки удобрений. А отдача? К сожалению, темпы роста урожайности замедлились, а в ряде областей урожаи зерна и свеклы застыли на месте. Воронежцы уже три пятилетки кряду собирают в среднем всего по 18 центнеров зерна с гектара. А урожаи свеклы даже упали. Почему?

Засуха за засухой.

Действительно, бедствие это приходит чаще всего. Засуха 1984 года схожа с той сушью, которая нагрянула в 1899, 1921 и 1933 годах, Ее действие усугубилось большим дефицитом почвенной влаги с весны, малыми осадками летом, жарой. Особенно тяжелыми выдались апрель и май - всего 20 миллиметров осадков вместо обычных 80.

Главный агроном таловского колхоза "Луч Октября" Семен Захарович Шишленников, работавший ранее в Научно-исследовательском институте Центральночерноземной полосы, невесело рассказывал:

- Приедешь в бригаду, а у механизаторов в глазах отчаяние. Порой нам казалось, что даже семена не вернем. И еще в лицах людей читался немой вопрос: что же, агроном, агитировал, сулил золотые горы, а лесопосадки твои не работают, только бы не сгорели деревья. Слабые они у нас еще. В шестьдесят седьмом году была всего одна лесополоса, чуть больше гектара. А к нынешнему году, если вытянуть в длину, они заняли бы девяносто четыре километра. Это больше трех с половиной процентов по отношению к пашне. Иными словами, облесились хорошо, но... листопад летом - я такого еще не видел. Хлеб не сгорел только у посадок, хотя они сами еле выжили. От этих картин в душную ночь не уснешь. И знаете, что я делал? Читал Докучаева, Костычева, Вильямса. А в самый зной заворачивал хоть ненадолго в институт, чтоб там отдышаться.

И впрямь Каменную степь вроде бы стороной обходят засухи. Она всегда с хлебом. И в этот раз кругом все горело и никло от жары, безводья, пыльных смерчей - тут же все красовалось и росло под защитой зеленых "бастионов". В одном из хозяйств, где давно занимаются лесом, мне привели разительный факт. На расстоянии пяти высот деревьев от посадки озимая пшеница дала летом по 26,5 центнера с гектара! Отступили на десять высот, пустили комбайн, взвесили намолоченное зерно - и оказалось, что урожайность упала на 10 центнеров с гаком. На расстоянии двадцати пяти высот брали меньше 13, а вне зоны действия лесополосы намолот оказался совсем мизерным - 7 центнеров.

Вот ведь как!

Не десять, не двадцать и даже не пятьдесят лет назад столкнулся местный пахарь лицом к лицу с бедами земли. Вот выдержка из стародавних "Записок Воронежского уездного комитета по выявлению нужд сельскохозяйственной промышленности", где говорится буквально следующее: "В короткий пореформенный период местность уезда изменилась до неузнаваемости. Леса поредели, и сократились их площади, реки обмелели или местами совершенно исчезли, летучие пески надвинулись на поля, сенокосы и другие угодья (распаханные), поля поползли в овраги, и на месте когда-то удобных земель появились рытвины, водоемы, рвы, обвалы и даже зияющие пропасти; земля обессилела, производительность ее понизилась... количество неудобий увеличилось, природа померкла, естественные богатства истощены, а естественные условия обезображены. Вместе с тем в самой жизни населения появилась скудность, обеднение, вопиющая нужда".

Только в уездах Воронежской губернии с 1880 по 1905 год овраги поглотили 50 тысяч десятин пашни, а неудобий стало на 70 процентов больше. Места, почти наполовину покрытые лесами, куда царь Петр приказал силком "сволочь" мужиков (отсюда оскорбительное "сволочь"), чтобы строить флот, оказались без своих достославных боров и рощ. Приехав сюда после страшного голода 1891 года, Василий Васильевич Докучаев пообещал: "Мы попытаемся реставрировать наши черноземные степи, эту общепризнанную житницу России, которая, к великому сожалению, оказалась пустой в самое нужное и тяжелое для нас время".

Собираясь в командировку, я взял с собой не так давно вышедшую книгу "Великая степь" и с большим интересом прочитал главы, принадлежащие перу кропотливого исследователя, журналиста А. Мурзина. Он собрал по крупицам все сведения о происхождении наших степей, их прошлом и настоящем, с тревогой смотрит в будущее. О многом заставляет задуматься эта книга, по-другому посмотреть на вещи, еще вчера казавшиеся привычными и незыблемыми.

И раньше было известно, что перегной в почве - это подлинный клад всех питательных элементов, необходимых для жизни растений. Под воздействием микроорганизмов, воды, воздуха и температур эти элементы высвобождаются в форме различных соединений и только тогда становятся доступными для большинства растений. Есть и обратная связь: леса, разрушенные горные породы дали начало гумусу, но и гумус активно воздействует на минеральную часть почвы. Потому что только он способен поднимать из глубин новые запасы чистых минеральных веществ, переводить их в доступную для растений пищу.

"В этом - и только в этом! - смысле можно говорить о бесконечном плодородии земли, - пишет А. Мурзин. - Без бережного же отношения к почвенному слою, без наращивания его, без увеличения запасов гумуса в нем (даже при условии минеральных добавок) говорить о "неисчерпаемом" плодородии наших полей не приходится. Оно так же исчерпаемо, как исчерпаемы нефть, уголь, леса или рыба в океане, как небеспредельны на планете любые ее ресурсы, созданные неживой, а часто и живой природой.

Тем более не вечен гумус... он относится к трудно- восполнимым природным ресурсам".

Эти строки я читал вечером в гостиничном номере, а утром в тишине институтского музея думал о Докучаеве, которому, как и всякому человеку, не суждено было войти в лес, посаженный его руками, и смотрел на образцы чернозема, спасенного лесом. Вот она под стеклом, метровая толща земли, взятой с участка "некосимой залежи". Как свидетельствует табличка, в верхнем ее слое 12,4 процента гумуса. Чистое золото! Рядом образец, взятый с обычного выпаханного склона, - 4,7 процента. И наконец, монолит из балки Таловая - метровая толща богатейшего чернозема, одинаково темного сверху донизу.

Как тут не согласиться, что блестящий многолетний опыт полезащитного лесоразведения, осуществленный в Каменной степи, являет собой величайший из научных подвигов. Каменная степь - наша национальная гордость, общенародное достояние. Здесь, в самой экстремальной части юго-востока Центральночерноземной полосы, создана модель экологически и энергетически рациональной системы земледелия, надежно обеспечивающей высокие и стабильные урожаи всех культур, прекратившей все виды эрозии почв, обеспечившей расширенное воспроизводство плодородия знаменитых русских черноземов.

В Каменной степи уже давно работает ордена Трудового Красного Знамени Научно-исследовательский институт сельского хозяйства ЦЧП, носящий имя Докучаева. Здесь трудится большой коллектив ученых и специалистов разных областей знания. Их работы по преобразованию степи ведутся теперь не на ограниченном экспериментальном участке докучаевского оазиса, а в трех крупных опытно-производственных хозяйствах института. У них только пашни больше 15 тысяч гектаров. Мне показывали сноп озимой пшеницы с селекционного участка, которая по чистому пару и в сухом году дала по 60 центнеров великолепного зерна. Объясняется это тем, что агролесные комплексы, представленные системой лесополос, в результате биологического взаимодействия лесных и агрокультурных биоценозов образуют идеальные биологические модели с оптимальными условиями для стабильного повышения урожаев, интенсивного развития всех звеньев агропромышленного комплекса. Здесь на деле доказано, что в Центральночерноземной полосе и в ряде других регионов без защитного лесоразведения нельзя добиться уверенного наращивания урожаев, не причиняя ущерба плодородию черноземов. Почти сто лет назад Докучаев, анализируя причины деградации "царя почв", установил, что лесостепь, представляющая собой "явление вполне естественное, от века существующее", сформировала эти почвы, а поэтому восстановление уничтоженных здесь в прошлом лесов посадкой лесополос следует считать естественноисторической и вполне обоснованной мерой для сохранения и наращивания плодородия полей.

Именитые "авторитеты" до недавнего времени, радея за "рациональное использование каждого клочка земли", своими докладными записками в партийные и советские органы, выступлениями на всякого рода совещаниях и личными советами специалистам корчевали степные леса, долгие годы разводили словопрения, какими должны быть полосы - узкими или широкими, продувными или плотными... Хотя ответы на такие вопросы можно давно найти в докучаевском оазисе. Здесь есть старые посадки в один - два ряда, густые и редкие, посаженные шеренгами и вразбивку, поперек ветров и по горизонталям. В этих посадках с прошлого века испытываются дуб и терн, шиповник и липа мелколистная, крушина и ясень обыкновенный, ракитник и сосна, жимолость татарская и клен остролистый, вяз и ясень американский, акация и береза, яблоня и берест, можжевельник и груша. Более девяноста лет наблюдают за ними ученые, их записи - банк ценнейшей информации, которая сегодня дает возможность строить безошибочные модели.

При пересмотре взглядов на лес как не вдуматься, например, в такие вот сведения. По сравнению с открытой степью почва под защитой лесопосадок промерзает на меньшую глубину (до 50 процентов), скорость ветра падает на треть, а то и наполовину, в полтора-два раза больше накапливается снега, который распределяется равномерно, и после таяния в почве остается значительно больше (до 45 миллиметров) влаги, непроизводительный расход ее сокращается чуть ли не наполовину. Вдвое быстрее под защитой леса протекают процессы накопления в почве питательных элементов, на процент и полтора содержится больше гумуса. За одну минуту в почву лесополосы просачивается 0,37 миллиметра влаги, на межполосном поле - 0,17, а на открытом безлесном массиве только 0,08 миллиметра, вынос мелкозема черной бурей сокращается в 24 раза. Нельзя переоценить значение водоохранных лесов, которые обеспечивают защиту больших и малых рек от обмеления и загрязнения, сохраняют дебит и чистоту всех источников питьевой воды, чьи запасы на планете сокращаются угрожающими темпами.

Специалисты однажды занялись кропотливой работой и, перелопатив статистические отчеты всех 445 воронежских колхозов, установили, что при облесенности пашни до процента средняя урожайность зерновых составляет 16,4 центнера, при облесенности от 1,1 до 2 процентов - уже 17,8, от 2,2 до 3 процентов - 18,8, а там, где лес занимает больше 3 процентов пашни, - 20,2 центнера с гектара.

Убедительно? Вполне. Выходит, выгодно отводить "ценные пахотные земли" под лес, который "не скоро будет давать эффект и биомассу, превышающую по своему объему массу урожая полевых культур". Полезащитные лесные полосы начинают оказывать положительное влияние на поле уже на следующий год после посадки, и это влияние усиливается по мере роста деревьев. Через десять лет зона защиты составляет уже 35 - 40 процентов межполосной площади, и только одной прибавкой урожая полностью окупаются все затраты на создание зеленых оазисов и уход за ними.

5

Наши нивы все чаще страдают от засух, и засухи эти чем дальше, тем глубже вторгаются в регионы, где их никогда не знали. В XVIII веке было 9 острозасушливых лет, в XIX веке - 26, в первой половине нынешнего столетия - 17. Если в первой четверти XIX века отмечен лишь один засушливый год, то в первой четверти XX века их было 9. Почти после каждого из них бушуют черные бури.

Одни ученые происхождение засух объясняют вырубкой лесов, чрезмерной распашкой, перетравливанием пастбищ скотом, что нарушило единство между почвой, влагой и растениями, другие - циклической активностью Солнца, которая порождает области устойчивого антициклона в ясную теплую погоду. Третьи исследователи объединяют эти два подхода и строят на них свою концепцию, которая тоже до конца не раскрывает сути проблемы. В результате рекомендации науки для преодоления засухи и сегодня сводятся к агротехническим и мелиоративным мероприятиям для удержания естественных осадков, защиты полей лесными ветроломами: орошению, посеву многолетних трав, соблюдению севооборотов. Все эти меры полезны и в разрозненном виде, а еще больше - в комплексе. Но, увы, они не устраняют губительного воздействия зноя на растения, почву и урожай, а лишь ослабляют удары стихии.

Где же выход?

Недавно я услышал ответ на этот проклятый вопрос многовекового земледелия. Помните донского агронома Прокофия Тихоновича Золотарева? Того самого, который выступил на выездной сессии ВАСХНИЛ в Целинограде?

После долгой разлуки Прокофий Тихонович сидит передо мной. Тот же богатырский рост, пристальные черные глаза мыслителя под густющими бровями, почти не тронутая сединой шевелюра... Говорит неторопливо, каждое слово будто чеканит:

- Годы опытов, наблюдения, литература, анализ фактов привели меня к открытию: почва обладает свойством порождать засуху.

Я остолбенел, в недоумении закрыл глаза, встряхнул даже головой и растерянно выдохнул:

- Быть этого не может!..

Чуть придя в себя, вспомнил Терентия Семеновича Мальцева, который вот так же ошеломил меня когда-то, сказав: "Не однолетнее растение убивает землю, а плуг".

- Каким же это образом земля сама на себя вызывает напасть? - Я в нетерпении уставился на Золотарева.

И он начал объяснять:

- Земля ничего на себя не вызывает. Вызывать беду заставляем ее мы. Да-да... Только лучше изложить все по порядку. Для начала то, что известно. В прошлом поверхность девственной степи вмещала в себя годовые осадки целиком и плавно отдавала воду родникам. Земля была укрыта на полтора-два сантиметра отмирающими остатками трав, ниже шла подстилка. Едва высохнув, верхний слой весной разрыхлялся, и всякое испарение влаги тут же прекращалось. Никакого поверхностного стока не было. Земля под подстилкой постоянно лежала влажной. Засух не было, а растительность развивалась пышно. Теперь установлено, что солнечная радиация за время существования биосферы существенным колебаниям не подвергалась. Зафиксировано и то, что голая, разрыхленная почва, лишенная обработкой растительного покрова, нагревается до пятидесяти, а то и до восьмидесяти двух градусов. А закрытая органическим одеялом - только до восемнадцати - двадцати трех градусов. В три-четыре раза слабее! Замечу: голая почва так сильно раскаляется только в самом верхнем, сантиметровом, слое. На глубине трех - пяти сантиметров здесь нет даже суточных колебаний температуры. Значит, в отличие от девственной степи, где почва прогревается глубже и равномернее, вспаханная и распыленная поверхность не аккумулирует энергию Солнца. Истерзанная впрах земля не впитывает и воду. Она долго стоит лужами или скатывается. Будучи плохим проводником тепла, воздух здесь нагревается в точке соприкосновения с почвой. Турбулентный поток срывает его и бросает вверх. К нагретой поверхности тем временем подаются все новые и новые массы воздуха, они нагреваются и поднимаются. В атмосфере возникают конвекционные токи, за которыми тянется целая цепь других изменений. Под влиянием суховея обнаженные верхние слои влажной почвы могут быть высушены буквально за один день.

Это было как удар молнии, среди кромешной ночи вдруг высветившей вокруг все до мельчайших деталей. Вот оно, текучее марево над парующей свежевспаханной нивой. Земля отдает здесь влагу быстрей, чем испаряют ее листья пшеницы. А это, это же...

- Дальше будет понятней, - продолжал излагать Золотарев. - Иссушение верхнего слоя угнетает всходы, задерживает развитие корней, затухает жизнь микроорганизмов, даже самая богатая почва хуже отдает питательные элементы. Все это сказывается на формировании всех частей растения. А если жажда не утоляется долго, они вообще могут погибнуть. И никакой это не парадокс, когда на непродуктивное испарение в засуху тратится пятьдесят - шестьдесят процентов осадков.

Я слушал и видел перед собой раздольную степь. Почти вся еще в росных травах, посеребренных тяжелыми росами, редкие хутора по берегам тихой речки, озеро поодаль, а за ним лес. Степь распахана кое-где небольшими лоскутами. И солнце в зените. Пашня нагревается, как сковородка, воздух от нее столбом метнулся было вверх, но тут повеяло от озера прохладой, "сковородка" остыла. Но вот лоскуты становятся шире и шире, подпахали речной берег чуть не до воды, теперь уже почти вся разогретая степь тянет на себя влажный воздух с озера, окрестных лесов, иссушает их и отторгает горячий воздух к безоблачным небесам. От картины этой стало страшно. Золотарев же добивал меня теперь вселенскими доводами:

- Экспериментально и теоретически установлено неизвестное ранее явление образования засухи почвой, возникающее при взаимодействии обнаженной, разрушенной поверхности земли с открытой солнечной радиацией и атмосферой, приводящее к излишнему поглощению тепловой лучистой энергии Солнца, расходуемой исключительно на перегревание и обезвоживание почвы и атмосферы. То есть на образование почвенной и атмосферной засухи.

После этой суховатой, но точной формулы открытия Прокофий Тихонович предложил мне проследить за механизмом возникновения и развития очаговой засухи на самой истории земледелия. Здесь формировался свой микроклимат, оазисы были окружены естественной флорой и фауной. Тем не менее эти расширяющиеся вкрапления все больше влияли на окружающую среду. Наиболее ярко климатическая индивидуальность оазисов проявлялась летом, что объясняется совершенно противоположной реакцией поверхности, покрытой растительностью, и черной разрушенной пашни в течение семи, а то и восьми месяцев в году. Распаханный оазис прогревает над собой воздух на высоту более двух с половиной километров. На многие километры осушение распространяется и в горизонтальной плоскости.

Оазисные перегревы, сливаясь воедино, создают уже крупную земледельческую засуху, которая взламывает извечный климат местности. Деревья начинают сухо- вершить, падает уровень грунтовых вод, меняется ботанический набор растительности, учащаются пыльные бури, смыв вызывает овражную эрозию... Но это лишь начало, а потом... Потом рождаются полупустыни и наконец пустыни. Впрочем, не наконец. Земледельческие засухи, объединяясь с устойчивыми пустынными, образуют региональную, а потом и глобальную сушь.

Я читал раньше, что пустыни и полупустыни занимают уже 53,3 миллиона квадратных километров - более трети земной поверхности. Но только теперь осмыслил размеры наступления песков. Они убивают каждую минуту 44 гектара плодородной земли. А ее-то на планете лишь 10 процентов.

Если на море большая часть радиационного тепла расходуется на испарение воды, формирование атмосферных осадков, повышение относительной влажности воздуха, то в пустыне оно целиком уходит на согрев песка и создание суховея.

Распределение атмосферного давления и его колебания вызываются и будут всегда вызываться циркуляцией воздуха. Что касается погоды, то она складывается из атмосферного давления, температуры воздуха, силы ветра, облачности, дождей, туманов, метелей, гроз... Там, где теплый воздух поднимается, формируется область низкого давления. Это центр циклона. Где давление высокое - образуется антициклон. Осадки и влажный воздух атмосферы движутся из области высокого давления в направлении низкого. На своем пути они перемешиваются с обезвоженной воздушной массой, рассасываются, уменьшаются, обедняются. И дождь, которого так ждали пахари, здесь уже не прольется. Его не хватало и донской и приволжской степи в прошлом году, и в позапрошлом, и в позапозапрошлом...

Непродуктивная для урожаев потеря влаги на распаханной земле из-за нерегулируемого уже стока и интенсивного испарения достигает теперь 60 - 80 процентов. При годовых осадках в 460 - 600 миллиметров для Северного Кавказа и Украины это потеря 3 и даже 4 тысяч кубометров воды на каждый гектар. Той самой воды, которая в прошлом насыщала почву, питала растения, поднимала уровень грунтовых источников и пополняла реки.

Но мало кричать по такому поводу "караул". Землю надо лечить.

Задавшись целью восстановить русские черноземы, Василий Васильевич Докучаев начал не только с посадки леса в продутой всеми ветрами Каменной степи. Одновременно он создавал здесь в балках и овражных провалах систему прудов и водоемов, поля орошения... И диву даешься, какими темпами все это делалось! Если к 1894 году успели заложить всего 8 первых лесополос, то через четыре года их было уже около 50!

Сейчас только на территории Докучаевского опытно- производственного хозяйства зеленые "бастионы" поднялись на площади, превышающей 500 гектаров. Число прудов приблизилось к 30, и вмещают они 3,5 миллиона кубов воды!

Скупые на реки края - и такое богатство воды. Откуда? Все за счет местного стока. Здесь научились ловить и дожди, и вешние потоки. В последнюю сушь воду приходилось качать днем и ночью, многие поля поливали по десять раз, чтобы не принести в жертву засухе. И выстояли, хотя к осени пруды оказались пустыми чуть не до дна.

Чтобы заполучить эти спасительные резервуары, все овраги и балки надо было облесить, сделать все разумно, на века. Одни деревья и кустарники здесь давно отжили, другие еще входят в силу, растут и будут служить нашим далеким потомкам.

Вода в Каменной степи после летних ливней не скатывается бурными мутными потоками, нет, в посадках она как бы проваливается под землю и с водоразделов от этажа к этажу опускается все ниже, питает поля и попадает в хранилище идеально чистой. Ее можно пить.

В областях Центральночерноземной зоны сейчас насчитывается около 9 тысяч прудов и водоемов: более полумиллиарда кубометров воды. Они, конечно, улучшают микроклимат, ослабляют влияние суховеев. Но этого слишком мало, если учесть, что площади орошения здесь уже достигли 300 тысяч гектаров и увеличить их в значительных размерах невозможно из-за того, что просто нет богатых рек. Значит, как и в Каменной степи, надеяться можно только на местный сток, чего пока в своей земледельческой стратегии хозяйства зоны не учитывают.

Вода расходуется здесь не столько для растений, сколько на разрушительную эрозию. Плодородный гумусный слой, ежегодно смываемый с полей, содержит в себе вдвое больше питательных веществ, чем их вносится со всеми минеральными туками. Сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, постоянные жалобы на нехватку удобрений, тревога за судьбу урожая, а с другой - полная беспомощность перед утратой земного плодородия, когда на глазах еще недавно черные, как вороново крыло, массивы становятся серыми, желтыми, и наконец обнажается мертвый песок или мел.

Вот почему назрела необходимость как можно скорее регулирование стока увязать с непрерывным повышением плодородия земель, добиться устойчивого баланса органического вещества на каждом поле. Между тем органические удобрения по разным причинам долго недооценивались, предпочтение повсеместно и сегодня отдается минеральным тукам, с которыми легче иметь дело. Глубоко ошибочный подход. На деле выигрывает тот, кто поступает иначе.

Воронежский колхоз "13-я годовщина Октября" Нижнедевицкого района долго возглавлял Павел Иванович Иваньшин (сейчас он председатель исполкома Аннинского районного Совета народных депутатов). На выдутых и смытых холмах и косогорах Павел Иванович со своими колхозниками начал поднимать урожай с 16 центнеров с гектара и ушел за 30. Как удалось это сделать? Грамотно работали с землей. Каждому гектару поочередно давали ни много ни мало - по 100 тонн добротно подготовленного навоза.

Даже в засуху по хорошо заправленному черному пару колхоз "Дружба" Верхнехавского района берет в среднем 32 центнера, совхоз "Лискинский" - по 37, а колхоз "Заветы Ильича" Ольховского района - по 42 центнера озимой пшеницы с гектара. Ежегодно за счет хозяйского использования органики стабильные урожаи получают липецкий совхоз "Красный колос", колхозы "Заря коммунизма" Кореневского района Курской и "Ленинское знамя" Знаменского района Тамбовской областей. Их практикой доказано, что внесение 20 тонн полуперепревшего навоза повышает сборы зерна на 5 центнеров, а сахарной свеклы - на 42 центнера с гектара.

В хозяйствах зоны, даже по заниженным прикидкам, скопилось не менее 100 миллионов тонн органики. Вывези их - и гектар чернозема получит дополнительно по 10 тонн щедрой подкормки. Но этого не делают и сегодня.

Были у меня в той поездке долгие разговоры с авторитетным знатоком степного земледелия Владимиром Ефимовичем Шевченко. Молодым агрономом сеял он здесь хлеб-пшеницу, долгие годы отдал докучаевскому институту, отстраивал его, разворачивал все более широкие комплексные программы борьбы с засухой, недавно стал ректором Воронежского сельскохозяйственного института... Сидим в общежитии: новый ректор не успел еще тогда получить квартиру.

- Случилось так, что мы все время лечим последствия, до причин же дело не доходит, - говорит Шевченко. - Засухи становятся все более частыми не только из-за скудных осадков или зимнего бесснежья. Нет! Это еще и расплата за то, что было недоделано или не сделано совсем, что было недодумано или по ошибке принято за истину и пять, и десять, и тридцать лет назад. Сколько надежд, например, связывалось с мощной ультрасовременной техникой! Тут вроде бы одним махом решались проблемы кадров, высоких темпов полевых работ, условий труда. И что же? Сначала обезобразим поле могучим многокорпусным плугом, потом тратим еще больше энергии и времени, чтобы залечить травмы, нанесенные земле. Колесные громады переуплотняют почву под каждой колеей чуть не на полметра. И стоишь перед дилеммой: не трогать больше - влага не впитается, дожди упустишь, удобрения не сработают; пустить легкие гусеничные тракторы, чтобы разрыхлить, вернуть почве нормальную плотность, когда и влага не потеряется, и удобрения не вымываются,- упустишь сроки сева. Допустим, избирается второй вариант. Но он потребует еще больше техники... Тупиковый это путь. Так скоро весь металл будет уходить на полевые машины. То же самое с химией. Негативные ее последствия все чаще превышают полезный эффект. Американцы, скажем, для того чтобы увеличить урожай в два раза, выпуск туков на заводах увеличили в шесть раз. А теперь и вовсе отказываются от них, берут курс на так называемое органическое земледелие.

- Где же выход? - спрашиваю.

- Учиться у природы, - вздохнул ректор, - у земли. Растущее население и потребности людей при ограниченности экологических ресурсов планеты заставляют нас искать новые пути повышения биологической продуктивности почвы. Нам нужны не просто урожайные, а стабильные сорта, минимальная, даже нулевая, бесплужная обработка полей, полосно-контурная организация территорий, совмещенные и повторные посевы. Да еще сочетание поля с лесными культурами и садом, полив не напуском, а увлажнение почвы и воздуха распылением с подачей влаги по команде самих растений, возврат всех органических остатков земле, повышение продуктивности лугов и пастбищ...

Я слушал Владимира Ефимовича и думал: все это так, но ведь не делаются и куда более простые вещи. Недостаточное внесение удобрений, пренебрежение плодосменом, игнорирование севооборотов, перенасыщенность пашни поздно убираемыми техническими культурами - все это распространено слишком широко. Кому не известно, что пахать землю вдоль склона недопустимо, но ведь пашут! Известно также, что зернобобовые культуры обогащают почву азотом, после них остается много подземной органики. Поля, занятые ими, не нужно пахать, они являются прекрасными предшественниками для размещения озимой пшеницы. Воронежские специалисты отвели такой бобовой культуре, как горох, 10 процентов посевных площадей. В Тамбовской же ограничились 4 процентами, а в Курской - 2,5 процента.

Длительное хозяйствование без учета особенностей почв, рациональной структуры земледелия, влагообес- печенности, севооборотов и привело к слабой устойчивости против засухи, к продолжающейся деградации черноземов.

6

Известно, сколько страна понесла жертв за войну, сколько потеряли убитыми и ранеными фронты, армии, полки. Но мы никогда, наверное, не сосчитаем, в скольких бойцов еще летели пули и после мая 1945-го. Летели, настигая в госпиталях и через много лет - дома.

Весной 1943 года текла посередине войны степная речка Миус. До победы отсюда было ползти и топать столько же, сколько отступали до Волги. Сколько окопов, блиндажей, огневых позиций, ходов сообщения нарыл в каменистой здешней земле только наш 107-й гвардейский стрелковый полк. Копали до кровавых мозолей, чтобы уцепиться, удержать тот знаменитый плацдарм под названием Миус-фронт. Потом было наступление, и мы ушли дальше. Остались лишь саперы - разминировать танкоопасные направления, подступы к утратившим смысл позициям. Работа эта еще не кончилась, когда в Матвеевом Кургане появились два худых однолетка - агрономи Манченко и учитель Лямцев. Пройдут долгие годы, и один из них станет главным агрономом Матвеево-Курганского района, другой - председателем колхоза "Россия" (сейчас имени Гречко) в соседнем Куйбышевском районе.

А тогда учителям надо было двенадцати - тринадца- тилетних парнишек обучать чтению "по складам", ребят и девчонок постарше агрономы приобщали к пахоте да посеву. И хоть по обочинам дорог стояли деревянные таблички с надписями "Проверено. Мин нет" и внизу значились фамилия и звание сапера, а все же страшно сунуться в поле, где еще смердели ржавеющие танки да глядели в небо пушки с развороченными стволами.

Чтобы ребятня не робела, Василий Манченко подавал пример сам. К рычагам управления в кабине трактора привязывал хитроумные петли, через заднее окно выводил длинные вожжи, заводил мотор и, дернув за веревку, пускал трактор вперед. Таким же манером переключал скорости, сбрасывал газ и шел за трактором, держа в руках вожжи, как мужик за диковинным железным конем.

День-другой обучения - и, глядишь, пацанва уже шурует вовсю. Валит обросшие бурьяном брустверы, засыпая окопы, заравнивая воронки... И, пусть медленно, растет, ширится распаханное поле. Значит, можно сеять, будет хлеб, и первый раз те пахари наедятся досыта. Но сколько раз из-под гусениц их тракторов или плужных лемехов всплескивались фонтаны взрывов, и сколько их, совсем еще мальчишек, не увидело на своем поле даже всходов.

Работали тогда, пока смеркнется. Пахали бы, может, и ночью, но фары без лампочек не светили. К тому же было опасно: в одичавших полях успели развестись волки. Если сидишь в кабине - одно, а шагать за трактором с вожжами... Нет уж, лучше днем.

С вечерними сумерками проводили заседания бюро райкома партии, собрания актива. Вопросов в повестку дня набиралось порой за полсотни. Помощник секретаря с фонариком метался по двору райкома, выискивал в бурьяне среди спящих нужного человека и, светя в лицо, шептал: "Вставай, тридцать шестой вопрос: борьба с нашествием суслика".

С победой потянулись ко дворам уцелевшие трактористы и механики, комбайнеры, плотники, кузнецы, слесари. Пошла техника, развернулась стройка. Только теперь Манченко занялся тем, чему его учили. А Иллариона Емельяновича Лямцева выбрали заместителем председателя райисполкома. Хоть и учитель, а отвечал за сельское хозяйство.

Вместе с Манченко они много ходили пешком по примиусским буграм, ездили на лошадях, пока Лямцев не получил отслуживший все сроки, латаный-перелатаный "виллис". Замечали: хоть и раненая, но отдохнувшая земля оживает, от весны к весне хорошеет.

Оживая, она подкинула одну головоломную загадку. Везде, где окопы тянулись поперек склонов, ниже оплывших брустверов трава всегда была зеленей, чем наверху, пробивались деревца. Что на пашне или в низинах долго не просыхают лужи, что даже после сильного дождя луговиной идешь почти как посуху, понятно: в траву вода засасывается будто губкой потому, что под травой из перегнивших и живых корней образовался степной войлок. Про это слушано на институтских лекциях и читано у столпов российского земледелия. А вот почему ниже бруствера все растет лучше?

Вопрос долго не давал покоя. Но сразу отодвинулся на задний план, когда объявили о грандиозном Плане преобразования природы. Появился плакат: Сталин склонился над картой страны, разбитой зелеными лесополосами на ровные квадраты. Поверху плаката шли слова: "И засуху победим!"

Спешно создавались лесозащитные и дубравные станции. Большой Академик выдвинул идею сажать дубы квадратно-гнездовым способом. Сказал: "Дуб любит расти сначала медленно, без шапки, но в шубе из других деревьев. Потом он обгонит их". Особый восторг вызывал проект лесополосы от Урала до Каспия, чтобы остановить губительные ветры из пустынь Средней Азии. Молоденькие девчонки - специалистов не хватало - на ватмане повторяли во всех гипроземах те зеленые квадратики, но уже для каждого района, колхоза, бригады...

Посадки заложены были среди прочих как в Шпа- ковском районе Ставрополья, так и в Матвеево-Курган- ском районе Ростовской области. Шпаковцы их берутся корчевать только сейчас. На Миусе к такому выводу пришли значительно раньше. И вот как.

Из-за больших перепадов в высотах весной и в пору летних ливней вода скатывалась между посадками, заложенными вдоль склонов, такими мощными потоками, что разрушала и дороги и посадки. По балкам стали расползаться промоины, углубляясь, они образовывали все новые овражки, овраги...

Многие лесополосы работали на себя, собирая сдутый снег в подлеске. По всей ветровой тени пшеница здесь красовалась, лесом стояла кукуруза, чуть же поодаль растения оказывались на голодном пайке. Рос машинный парк, все больше вносилось удобрений, а урожаи еле-еле карабкались вверх. Засух стало не меньше, а больше. Подпахались до речных берегов, заилили ручьи. Не Миус, а "чёрти шо". Словно не отсюда мужики когда-то гнали обозами торговать в Москву жирных до прозрачности рыбцов и шемаю. И будто не из-за этого бывшее торжище поныне зовется Миусской площадью...

7

Разрозненные мои наблюдения и размышления Золотарев в тот раз выстроил в стройную систему.

Выше я привел только первую часть его открытия о свойстве почвы создавать засуху. Вторую он сформулировал так:

- Это свойство исчезает при создании постоянной и полной органической защиты (отенения) поверхности почвы и при содержании пахотного слоя в монолитном состоянии.

Впервые не только доказывалось земное происхождение и сущность засухи, но и определялась возможность ее ликвидации! На основе открытия Золотарева возникает новая концепция о причине и механизме возникновения, развития и прекращения засухи. Определяющая роль в этом процессе принадлежит постоянно возобновляемой и полной органической защите монолитного поверхностного слоя. Подлежат коренной ломке теории, обосновавшие необходимость, полезность, целесообразность и обязательность интенсивной обработки почвы бесчисленными проходами всевозможных орудий.

Основные доказательства верности такого подхода дает сама природа. Тоненький слой почвы даже на каменистых крутых склонах всегда покрыт густым живым и мертвым растительным материалом, не смывается, в достатке обеспечивает травы, кустарники и деревья влагой. Старопахотный же чернозем даже на равнине страдает от почвенной и атмосферной засухи. Или возьмите заветренную сторону любой скирды, где поверхность припорошена соломой и половой. Разгребите их даже в самое сухое лето - и почва здесь окажется влажной. Такие вот факты и надоумили Прокофия Тихоновича заняться выявлением механизма действия засухи. После долгих и многолетних опытов в условиях Ростовской, Воронежской, Донецкой, Харьковской областей и удалось наконец выявить многогранные различия между нетронутой и старопахотной землей, осмыслить роль органической защиты для почвы, растений, микроорганизмов, равновесия окружающей среды, климата.

Что такое, скажем, обработка поля? Из учебников явствует: это механическое воздействие на почву, способствующее повышению ее плодородия и созданию лучших условий для роста и развития растений. Правильная обработка рассматривается как одно из главных звеньев формирования высокого урожая, борьбы с засухой, эрозией, деградацией, сорняками, вредителями, болезнями и т. д. и т. п. Все технологические процессы здесь сводятся к удалению старики, стерни, оборачиванию пласта, крошению его, перемешиванию, дроблению, уплотнению, выравниванию, подрезанию прорастающих сорняков, созданию борозд, гряд, гребней. В то же время исследователи признают, что неизбежным результатом вторжения железа в почву является обеднение ее органикой, прогрессивное развитие эрозии, засуха, засоренность полей, убывание естественного плодородия, ухудшение структуры.

Таким образом, налицо серьезное противоречие между теорией, с одной стороны, практикой и природой - с другой, по вопросу все той же целесообразности, полезности, необходимости и всесторонней обоснованности обработки почвы под культуры вообще, а пропашные в особенности.

Как же под современными посевами практически возродить богатое прошлое наших почв, равновесие климата, затормозить губительное дыхание засух, а затем полностью спасти от них планету? Надвигающаяся катастрофа, как уже говорилось выше, к нашему счастью, имеет обратимый характер, и пока дело поправить можно.

Опытным путем Золотареву удалось установить, что процесс полного разложения вызревшей и отмершей растительности в естественных условиях на поверхности длится дольше, чем в запаханном состоянии. В первом случае из года в год в почве устойчиво накапливается органическое вещество как на поверхности, так и под нею благодаря разложению корневых остатков. При вспашке же создать органическую защиту нельзя из-за ускоренного разложения.

Золотарев не пахал. Он заделывал семена на шесть- семь сантиметров плоскорежущей сеялкой. За пять лет на поверхности накопилось столько лежащей стерни, что она сформировала сплошную растительную подстилку толщиной два сантиметра. Снег здесь ложится ровно, не сдувается. Почва промерзает меньше, снег сходит медленнее. Количество и сила внешних потоков, а также мутность воды по годам заметно падают, вода стекает все более чистой. Температура нагрева поверхностного слоя летом падает, сокращаются потери влаги на сток и испарение. Пахотный горизонт, пронизанный свежими и отмирающими корнями, приобретает более рыхлое, пористое и структурное строение. Поверхность постепенно задерняется. Ветровая эрозия теряет силу, а водная снижается до нуля...

Гибель озимых со второго года исключается вообще. Окраска листьев у растений с каждым последующим годом становится более темной, с усилением специфического блеска. Влажность почвы ежегодно повышается и дольше сохраняется. Трещин в земле здесь нет даже среди лета. Созревают же хлеба позже обычных на пять - восемь дней. Урожаи в сравнении с пахотными участками до образования подстилки и разной степени разложения растительных остатков повышались так: в первый год - на 2 - 3 центнера, во второй - на 4 - 6, в третий - на 7 - 9, в четвертый - на 8 - 10 и на пятый год - на 10 - 15 центнеров с гектара.

Все это должно окончательно утвердить беспахотное направление в развитии новой земледельческой науки и практики.

8

Но для этого нужна и принципиально новая техническая политика и новая техника. Я поднимал по этому поводу тревогу, писал письма, стучался в разные двери. И что же? Заявка Золотарева на открытие так и лежит в долгом ящике. Плохо и с агрофильной техникой. Если практика за нее, то ведомства и инстанции навстречу ей поворачиваются медленно.

"Пренебрегая законами, нарушать равновесие, созданное природой, - значит заведомо обкрадывать себя, лишать самого дорогого, что имеет наша планета. По профессии я агроном и прекрасно понимаю, что эти проблемы волнуют каждого, - пишет из Киргизии Е. Нестеров. - Техника - она и польза, она же и вред. Мало того что идет непрерывное разрушение обнаженной почвы, от работающих моторов атмосфера загрязняется вредными выбросами. Вот почему не когда-то, а сегодня, сейчас давайте подумаем: все ли сделано для того, чтобы оздоровить нашу природу? Есть ли нужда всегда безудержно будоражить, перелопачивать наши поля?"

Старшему научному сотруднику Института ботаники Академии наук УССР Л. Белашеву по роду работы постоянно приходится сталкиваться с результатами перенасыщения полей и лугов колесными тракторами, обрабатывающей техникой, многочисленными орудиями, грузовиками: "Могу засвидетельствовать, что если на пашне наблюдается машинная деградация почв, то на лугах тяжеловесные тракторы и автомобили вызывают настоящую деградацию травостоя. После колес на долгие годы остаются следы в виде зарослей сорной растительности и мелкотравья. Грузовики на вывозке зеленой массы и сена в довольно короткий срок образуют широкую, укатанную, как асфальт, дорогу. Даже специальные машины К.СК-100, пресс-подборщики, стогометатели - хорошая в основном техника - образуют глубокие рытвины на влажных участках и выбивают зеленый покров на сухих".

Он считает, что если ставится вопрос о создании для полей машин с агрофильными ходовыми системами, то уже давно пришла пора приступить и к созданию систем пратафильных (луголюбивых). Это особенно важно сейчас, когда повсюду развернулась обширная работа по укреплению кормовой базы ферм, когда поставлена задача резко повысить урожайность естественных кормовых угодий, а хозяйства получили возможность удобрять, подсевать и орошать окультуренные луга.

"Очень интересно было узнать о создании пневмо- каткового вносителя удобрений. Он пригодится как в поле, так и на лугу, - пишет далее Л. Белашев. - Такое орудие нужно скорее дать в производство. Ибо поверхностное улучшение пойменных лугов сейчас ведется с гораздо меньшим эффектом, чем оно того заслуживает. С нынешними вносителями удобрений в пойму весной просто не заедешь, а внесение туков и органики летом и осенью дает меньшую пользу".

Моя почта полна примеров, говорящих об утратах, к которым приводит переуплотнение, нарушение водно-теплового режима, распыление структурных зерен, угнетение микрофлоры.

"Помню, еще в годы, когда у нас были единоличные хозяйства, иногда среди мужиков возникали ссоры из-за того, что кто-то проехал через поле повозкой, - пишет из Ровенской области агроном Е. Жигальский. - В этом не было никаких амбиций. Просто издавна бытовало правило, передаваемое от старшего к младшему, что нужно меньше ходить и ездить по ниве, тем более без надобности".

Что ж, конная повозка ушла в прошлое. Ее сменила мощная техника. И вот иной раз видишь, как трактор К-700 несется с тяжелым прицепом через массив, в прицепе всего несколько тонн зеленки. И возникает у людей вопрос: а не больно ли земле от этого? Чтобы разрыхлить и выровнять верхний слой, применяют культиваторы, потом шлейфы, катки, всевозможные бороны. В засуху для разбивки комьев приходится дополнительно раз за разом утюжить поверхность самыми неожиданными орудиями. Порой даже сваренными в клетки рельсами! Тут уж не над трактором - над всем полем клубится пыль. Причем главными "героями" в этой работе остаются известные еще нашим дедам отвал, культиваторная лапа, колесо и зубья бороны. И снова возникает вопрос: а не пора ли объединить разрозненные агроприемы, создать разнообразные агрегаты, способные решить комплекс задач в один приход? Да, это непросто, это дорого. Но прислушаемся к словам в одном из писем: "Вы скажете, что овчинка не стоит выделки. Но тогда давайте сложим руки и будем ожидать, пока овчинка совсем исчезнет. Я отсчитываю уже 70-е годы, мне не нужно плодородие. Но у меня есть внуки, а у них тоже будут внуки, которые унаследуют поля, которые мы колесуем где надо и не надо".

На Черкасщине в Лысянском районе проанализировали за несколько лет хозяйственные результаты и пришли к выводу, что поля, которые засевали с помощью колесных тракторов, давали урожай зерна как минимум на 5 - 6 центнеров ниже, чем там, где посев проводился широкозахватными агрегатами на тяге с гусеничными машинами. Лысянские специалисты считают, что сто раз прав агроном Целиноградского района Ю. Захарченко, когда старается все предпосевные работы выполнять гусеничными тракторами, что не только предпосевные операции, но и сев следует вести этими же машинами.

Проблему использования колесных тракторов на полевых работах в научных кругах обсуждают давно, накоплено много экспериментальных и практических данных, которые говорят не в пользу этих машин. "Министерство сельского хозяйства на этот счет почему-то отмалчивается и не дает никаких рекомендаций, - жалуется главный инженер Лысянского управления сельского хозяйства И. Безвершенко, - а Министерство сельхозмашиностроения все дальше и дальше наращивает без какой-либо необходимости мощности тракторов типа "Беларусь", оставляя без изменения ширину захвата шлейфа, который они тянут".

Основания для такого заключения есть. Со времен выпуска трактора МТЗ-2 мощность двигателя - на машине МТЗ-142 - возросла с 38 до 142 лошадиных сил. Старую марку агрегатировали с культиватором КРН-4,2, сейчас промышленность выпускает КРН-5,6, то есть при росте мощности двигателя у трактора почти в 4 раза ширина захвата пропашного культиватора возросла только на 28 процентов.

Далее. Чтобы повысить выработку, рекомендуется сеять на повышенных скоростях. Даже в заводской характеристике на зерновую сеялку черным по белому записано, что рабочая скорость посева составляет 12 километров в час. Нередко сцепки таких сеялок гоняют и быстрее - до 14 - 15 километров в час, и это "достижение" даже рекламируется. Что происходит при повышении скорости тракторного агрегата, в частности сеялки? Резко увеличивается тяговое сопротивление сеялки, почва от дисковых сошников отбрасывается далеко в сторону, сухая земля перемешивается с влажной, сошник вибрирует, подпрыгивает, семена ложатся уже не на твердую влажную подошву, а оказываются в рыхлом полусухом слое...

"Уже сегодня надо смотреть вперед. И уж коль мы допустили ошибку, если знаем, какой непоправимый урон наносим почве, так необходимо во всеуслышание признаться в просчете, разъяснить земледельцу, как лучше выполнять полевые работы сегодня. И когда труженики полей будут знать действительное состояние вещей, то смогут при ограниченном числе гусеничных тракторов так организовать дело, что в период напряженных кампаний большинство работ будет вестись на гусеницах, - заключает И. Безвершенко. - А для колесных тракторов на селе есть большой объем транспортных перевозок".

Эти письма еще шли по почте или уже лежали на столе, как в подтверждение каждого из цитированных и не процитированных здесь положений на Дону, в Ставрополье, на Кубани опять разразились черные бури. Мело на тысячеверстовом пути, от Волги до Днепра. Опять пыльные смерчи. Почему?..

Ветровая эрозия на Северном Кавказе, как показывают архивные и статистические материалы, а также собственные наблюдения, - явление довольно обычное. А вот масштабы ее проявления далеко не одинаковы, в отдельные годы пыльные бури достигали прямо-таки катастрофической разрушительной мощи. В 1969 году черные бури воспринимались как непредсказуемое стихийное бедствие. О них и о героизме людей в борьбе со стихией много писали, говорили. О пыльных бурях 1984 года сказано было мало, однако и те и эти стихийные бедствия были вызваны одними и теми же причинами. Сходство обнаруживается как в климатической обстановке, так и в почвенно-агрономических условиях осенне-зимних периодов 1968 - 1969 и 1983 - 1984 годов: засушливая осень, слабое состояние озимых посевов, открытый, сильно разрушенный поверхностный слой. Подобные потенциально опасные ситуации фиксировались и в период между 1969 - 1984 годами, но не было ветра или дожди не давали закуриться полям. К тому же площади зяби, вспаханной с лета отвальными плугами и истерзанной потом ветрами, как правило, не фиксируются в статистической отчетности, хотя известно, что именно такая зябь, распыленная многочисленными проходами орудий, становится добычей бурь.

Специалисты считают так: если на данном этапе управлять природно-климатическими факторами невозможно, то предупредить эрозию или смягчить ее можно лишь направленным изменением тех сторон хозяйственной деятельности, которые ее порождают; поэтому в нынешние зональные системы земледелия, не обеспечивающие защиту почв, следует внести поправки.

Выдающийся авторитет современного земледелия В. Ковда прислал выписку из решения совместного заседания Центрального совета Всесоюзного общества почвоведов и научного совета Академии наук СССР по проблемам почвоведения и мелиорации почв, где говорится:

"Одобрить постановку вопроса о машинной деградации почвы, о необходимости осуществления целевой комплексной программы "Плодородие", где поднимается проблема общегосударственной важности, имеющая большое общественное и народнохозяйственное значение, и ставится на высоком научном уровне.

Просить президиум Академии наук СССР возбудить ходатайство перед Советом Министров СССР о подготовке постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР о надведомственной целевой комплексной программе "Плодородие" для обеспечения расширенного воспроизводства составляющих плодородие и устранения машинной деградации почв".

А как прореагировали на это те, кому надлежит переобуть полевую технику, сделать ее агрофильной, переложить в металл и резину новые идеи, которые, как известно, уже давно по своему значению приравниваются к богатейшим месторождениям полезных ископаемых? Как отнеслись ко всему этому в Министерстве тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР? Заместитель начальника Технического управления И. Мацеренко сообщает:

"Допустимые удельные давления на почву от ходовых систем тракторов установлены государственным стандартом. Однако исследования ряда организаций указывают на целесообразность уменьшения предельных значений этих давлений. В связи с этим Минсельхозом СССР утверждена программа работ по исследованию ходовых систем с.-х. техники на изменение характеристик почв, урожайность... и установлению допустимых уровней воздействия на почву. Головным исполнителем программы являются организации Минсельхоза СССР. По завершении работ по программе будут уточнены соответствующие государственные стандарты.

Работы в отрасли тракторного и с.-х. машиностроения по снижению воздействия на почву ходовых систем ведутся в НПО "НАТИ". Для тракторов Минского и Харьковского заводов, Южного машиностроительного и производственного объединения "Кировский завод" выданы рекомендации на применение шин большего размера, чем применяемые в настоящее время. Эти рекомендации реализуются на тракторах.

Для тракторов Минского и Харьковского заводов разработаны конструкции приспособлений для спаривания ведущих колес. Большие партии этих приспособлений будут изготовлены в текущем году для проверки в различных почвенных зонах страны".

И все! Ни слова о пневмогусеницах для тракторов, новых разбрасывателях удобрений, комбинированных агрегатах, колесах для комбайнов будущей пятилетки... Ни слова о специальных конструкторских бюро, экспериментальных цехах, содружестве с другими отраслями. Обыкновенная канцелярская отписка!

Особенно огорчительным был пространный и благодушный ответ из Государственного комитета СССР по науке и технике, завершавшийся словами: "Организациями сельского хозяйства и промышленности ведутся планомерные научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы". Все, мол, хорошо. Но хочется добавить: за исключением пустяка. Земля в беде, просит защиты. Комитет по науке и технике так и не взялся возглавить разработку комплексной программы "Плодородие". А она нужна нам уже так давно!

9

Когда унялась одна из страшных бурь, Манченко позвал Лямцева съездить с ним посмотреть старые реперы. Сразу после войны Василий Иванович в сырые бетонные плитки вогнал прутья толстой проволоки длиной в метр, нарыл в разных местах такой же глубины ямы, опустил в них свои реперы, утрамбовал грунт. Пусть стоят. Ни лемеху, ни сошнику не мешают. Да и не видно их - ведь вровень с поверхностью.

И вот приехали. Всходов еще не было. Из земли торчали только железные стержни. На десять сантиметров, на двенадцать, пятнадцать, двадцать два. У Иллариона Емельяновича по спине пробежали холодные мурашки: "Железные всходы... Вон как вылезли. Столько же выдуто самого плодородного верхнего слоя!"

Зампред разошелся:

- Почему молчал про реперы? Семинар тут проведу. Соберу всех специалистов. Пусть поймут, почему земля теряет черный цвет. Рыжеет, белеет. Это что же получается - новый председатель или там директор совхоза принимают технику, хомуты, ведра, ищут недостающий в наличности пятак, а земля передается по карте. Да ее надо принимать по таким реперам, по анализам на плодородие. Ну и подкинул ежа за пазуху! Теперь я тебе подкину, давно собираюсь. Поехали.

Лямцев привез Василия Ивановича на место, где тот не был много лет, - к старой, еле приметной фронтовой траншее поперек ската безымянной высотки. Вершину ее выдуло почти до гальки. Там чуть пробивалась зеленца. Ниже траншеи шумели на ветру стройные деревья.

- Те малыши? - изумился Манченко.

Да, это были они. Ниже траншеи. И всплыл забытый вопрос: почему?

Ответ на него они получили, когда познакомились в Новочеркасске с директором Всероссийского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия Яковом Ивановичем Потапенко, чьи владения тоже страдали от эрозии, особенно водной. Но теперь институт защитил от гибели свои плантации, сады и поля. Оказалось, что класть в основу организации территории со склонами, балками и оврагами зеленые квадраты и прямоугольники для удобств механизации - полный абсурд. А как иначе?

Директор института ответил неожиданно и просто:

- Возьмите картофелину покрупнее, но лучше неправильной формы, разрежьте пополам и половинку похуже плоским срезом положите на стол. Похоже будет на ваши высоты?.. Ну а раз похоже, то срежем мысленно верхушку, потом еще срез, еще... Теперь сложим кусочки как было. Так вот, если бы посадки сажались криво, по этим срезам, тогда бы они своей дерниной, своим войлоком поглощали поверхностный сток. Еще лучше, когда перед ними выкопаны, также по горизонтали, канавы и забиты соломой, камышом. Любым гниющим материалом. В этих канавах будет скапливаться вся вода.

У Манченко вырвалось:

- Так мы ж это видели на старых окопах!

- Как? - удивился теперь Яков Иванович. - Ничего не понимаю... Приеду, раз приглашаете.

С того в районе и началась организация угодий, названная контурно-полевой. Изыскания помог провести Институт виноградарства, он же составил проект. Как только зарядят осенние дожди, Потапенко надевает плащ поплотнее, на ноги болотные сапоги - и на Миус. У оголовков оврага ставил новые колышки, показывающие, на сколько приблизился овраг к старым, следил, чтобы сток из кюветов поворачивали в водосборные канавы, вырытые по горизонталям и кое-где уже засыпанные соломой...

Для выполнения всей этой работы в районе создали межхозяйственный отряд, оснастили его техникой, средствами, материалами. И раз за разом дивились люди: то весной подтапливало дворы, заливало погреба - теперь нет, разросшийся по низинам камыш засыхает, в пустых верховых колодцах опять появилась вода.

Зимой тут, как и в Ставрополье, часты оттепели, почти весь тающий снег скатывается в балки. Теперь вешние воды собирались в канавах. Земля в них не промерзала благодаря теплу разлагающейся соломы. Все проходило здесь, как корда-то в девственной степи.

...Через все это собираются пройти теперь и хозяйства Шпаковского РАПО. Как и где они будут размещать полевые культуры, я уже рассказал. Что касается повышения отдачи естественных угодий, то поверхностному улучшению будет подвергнуто на первом этапе 23 тысячи, коренному - чуть больше 5 тысяч гектаров. Применят в переустройстве способ так называемого буферного освоения. Его уже опробовали в "Михайловском". Малопродуктивное пастбище - едва давало по 5 - 7 центнеров зеленой массы с гектара - на склоне крутизной от 3 до 8 градусов с эродированными легкими почвами было разбито на контурные полосы шириной 10 - 20 метров. Полосы через одну распахали и засеяли тритикале и озимой рожью в качестве промежуточной культуры. Нетронутые полосы оставили как буфера для предотвращения эрозии. Урожайность зеленой массы здесь сразу же превысила 130 центнеров.

В Шпакове засели за расчеты. "Минск-32" показала: потребность в удобрениях составляет по азотным 37 788 тонн, по фосфорным - 36 695, по калийным - 11 042 тонны. Всего - 85 525 тонн, ежели считать в стандартных туках. Но на 1985 год району было запланировано этих самых туков 36 - 40 тысяч тонн. Зияющая пропасть? Не совсем. На фермах района будет почти 60 тысяч условных голов скота, что позволит накапливать за год 340 - 400 тысяч тонн назема - более 20 тысяч тонн азота, фосфора и калия в пересчете на те же туки. Приплюсовали все это, и вышло, что потребность в удобрениях будет удовлетворена на 50, от силы на 60 процентов.

Чем покрыть дефицит?

Вопрос пока остается открытым. Как, впрочем, и некоторые иные не менее важные. Например. Для приведения угодий в порядок и перехода к поверхностной обработке вместо классической отвальной пахоты хозяйствам РАПО позарез нужно получить 150 тяжелых дисковых борон, лущильников ЛДГ-15 не менее 40 штук, культиваторов КРГ-3,6 - 81, штанговых - 50, культиваторов КПШ-5 - 20 единиц, борон зубовых и посевных - 4 тысячи и т. д. и т. п. Попроси сейчас шпаковцы столько удобрений, техники, дай расписку, что производство валовой продукции повысят на 30 - 40, а продажу - на 50 процентов, в краевых инстанциях за голову схватятся: "А других что - на мель посадить? Размечтались! Сто пятьдесят БДТ-7! Да мы их делим, как когда-то Ставка делила бронебойки. По-штуч-но!"

И все же работать шпаковцам уже стало легче. Не надо по команде сверху расписывать задания по каждой культуре в гектарах. По свистку косить и обмолачивать хлеба не за семь рабочих, а за семь календарных дней, даже если льет дождь. А это уже много. По новой структуре посевных площадей озимой пшенице здесь будут обеспечены лучшие предшественники. В севооборот включили куда больше гороха, сои, нута, чины, тритикале, рапса... Расширение посевов промежуточных культур обеспечит рациональное использование влаги и защиту от эрозии, повысит продуктивность земли на 20 - 30 процентов.

За годы десятой пятилетки объемы производства и производительность труда в районе выросли лишь на 21,7 и 10,2 процента, в хозяйствах, вошедших в состав РАПО, эти показатели оказались даже ниже уровня, достигнутого в девятой пятилетке. Сползли потому, что пользовались устаревшей системой управления производством и оплаты труда. Многоступенчатая узковедомственная структура управления не позволяла специалистам, руководителям бригад и отделений сосредоточить усилия на главных проблемах развития каждой отрасли, на период массовых кампаний многие культуры вообще оставались без внимания. Где уж тут печься о плодородии земли! Вот почему здесь начался переход на цеховую структуру управления производством и работу по методу бригадного подряда.

Только принимал это решение не совет РАПО, а бюро райкома партии. Почему? Да потому, что другого выхода не было: в объединение входят далеко не все хозяйства, партийная же дисциплина одна.

- И все-таки где нам взять сто пятьдесят тяжелых дисковых борон? - спрашивал меня секретарь райкома Александр Егорович Селиванов. Высокий, статный, в хорошо сшитом костюме, он не походил ничем ни на Лямцева, ни на Манченко, которых я вспоминал в нашем разговоре. Совсем другое поколение специалистов, но заботы те же. - У нас ставят в пример кочубеевский колхоз "Казьминский", - продолжал Селиванов. - Там перешли на укрупненный севооборот. В одном месте Сконцентрирована вся колхозная свекла - полторы тысячи гектаров! В другом - весь подсолнух и кукуруза, в третьем - хлеба. Не надо метаться по двадцати массивам в разные точки, техника, люди - один кулак. Идеал! Но там степь ровная, как стол, лесополосы через каждые пятьсот метров. Эрозия не страшна. А наложи эту схему на шпаковские хозяйства - что получится? Три тысячи гектаров пара и зяби черные, незащищенные лежат с лета до весны. А вдруг загудит буря? Она же сорвет землю, засечет озимые. Было уже, было. Нам теперь работать только на контурных полосах, ибо землю довели до ручки...

10

В той ставропольской поездке я подолгу разговаривал со шпаковским секретарем райкома о заботах, неурядицах и проблемах, которые навалились теперь на район и которые так не просто расхлебывать. Выходило, что в Селиванова из давнего далека, как во фронтовых бойцов, тоже летят пули. Только имя им другое - расплата за старые просчеты, ошибки, попытки одним рывком все и вся догнать и перегнать. Северный Кавказ ведь тоже осваивал целинные и залежные земли, искоренял травополку, сводил на нет овсы и ячменя. Да только ли он?

Помню, как ездили мы по воскресеньям из Сальска сажать дубравы у берегов Маныча. По всем правилам квадратно-гнездовым способом заложил я рощицу и дома. Только не выросли "дубы без шапки" ни в продутой всеми ветрами степи, ни в тихом нашем дворе. Через годы в Институте генетики, в Москве, на Калужской, 33, грызся я с Лысенко: "Как же вы, Большой Академик, втравили нас в эту авантюру, обманули?.." Чего не наговоришь по молодости лет, да еще в запальчивости! Впрочем, развернул я последний Советский энциклопедический словарь и прочитал: "Лысенко Троф. Денисович... сов. биолог и агроном, акад. АН СССР... в области агробиологии; ряд положений Л. не получил эксперим. подтверждения и производств, применения". Всего девять строк вялого петита.

Как-то осенью, лет семь назад, в Москве, на Кунцевском кладбище, хоронили мы своего коллегу, бывшего сталинградского комбата Александра Польщикова. Когда расходились, чуть в сторонке я остановился у другой могилы: металлическая табличка с давно знакомой фамилией - "Академик Т. Д. Лысенко", даты жизни, давно засохшие цветы, разноцветная яичная скорлупа, занесенная еще весенним пасхальным ветром с соседних надгробий. И больше ничего. Сюда, похоже, никто не приходил сбить траву забвения. Да. Большого Академика нет, но пули и с этого рубежа долго летели в нас, и не все раны еще успели зажить.

He предупреждал ли Терентий Семенович Мальцев и другие знатоки степного земледелия в самом начале распашки ковылей в Казахстане, что при таком подходе быть беде? Предупреждали. Целина закурилась пыльным пожаром уже через четыре года. Вот чем обернулось когда не послушали разумных предупреждений. Ну а чем дальше в лес - тем больше дров. Крым тогда тоже объявил, что начинает освоение "горной целины". Виноградарский "Магарач" предложил принцип взрывного плантажа: пахать склоны хлопотно и долго. Смыло те участки - 10 тысяч гектаров! И где - на Южном берегу всесоюзной здравницы! Тем подрывникам, прежде чем класть тол, заглянуть бы в гидрологические азы и зарубить на носу, что при увеличении скорости стока только вдвое разрушительная сила воды возрастает в 64 раза.

Между тем, рассказывают, здесь когда-то каждый кусочек берега ценился дорого. Даже в степи землю продавали так: собьет чабан отару поплотней, обведет посохом вокруг нее черту, потом ударят по рукам, продавец угоняет овец себе, а очерченный круг земли остается чабану. В самой же Ялте цены на нее вообще были кошмарными. Мой давний наставник, не увядавший до глубокой старости садовник Аким Иванович Бомик, рассказывал:

- На самой окраине, выше уже некуда, купил я у чиновника в двенадцатом году, перед первой мировой, подворье. Отвалил по купчей четырнадцать тыщ! Привел сад в порядок и за два года расплатился с долгами, вернул те деньги до копейки. Многие ходят ко мне поныне, чтоб научил уходу за деревами.

Все это я записывал, когда Аким Иванович, будто в другую цивилизацию, водил меня в горы показать заброшенные оросительные системы, погибающие сады, умершие при взрывах плантажа источники.

- Какие росли тут табаки! С ума сойдешь! Разницу в ароматах между высшим и лучшим сортом улавливал только дегустатор. Разница же в цене... ну как между однодневным цыпленком и индюком. Ей-богу. Даже воздух был другой - чистейший. Стоишь на этой горе и переговариваешься с соседом за версту на другой. Или взять столовый виноград - кисти прямо неподъемные. Теперь, если выставка, "Магарач" у меня такие берет, а тогда у всех были.

Последнее письмо старик писал мне с болью: "Нету больше моего Яшки. Хотел отдать ребятишкам в лагерь Артек - не берут. "Не лошадь, - говорят, - Пржевальского, простой ишак, нам такая мерзость не нужна". А с кем, спрашивается, сам Черкасов снимался в картине "Дон-Кихот"? С Яшкой. Он есть во всех фильмах, какие делались в Крыму. Заслуженный артист. Даже любил, когда его подкрашивали. Водил и в лесхоз: не везде же, допустим, семена довезешь в горы на машине. Тоже не взяли. Отдал мясокомбинату на колбасу салями, потому как та колбаса без ослятины не делается. Вернулся домой с одной уздечкой. Лучше б не ходил туда. А еще говорят, что даже глупая свинья чует бойню. Ничего мой Яшка не чувствовал, не ждал, наверное, такого предательства".

Что там взрывной плантаж или горькая Яшкина судьба! Все протесты специалистов против строительства Каховской плотины легли под сукно. ГЭС построили. Мощности у нее с гулькин нос, а так как закона сообщающихся сосудов не отменишь, то начало заливать шахты. Для откачки воды каховских киловольт не хватает. К тому же затопленными оказались десятки и десятки тысяч гектаров бесценных украинских черноземов, а те, что не достались морю, подтапливаются.

Я не раз видел в Полтавской области не то что блюдца, а разливанные озера, не высыхающие до середины лета. Озимая пшеница тут вымокает, ячмень в воду да в грязь не посеешь. Никто тех мокрых, подтопленных морем гектаров с колхозов не списывает, они - "уборочная площадь".

Люди жалуются: "Дичь-то высиживает птенцов по инстинкту природы в привычных местах. А тут накатывает вода. Что творится: дети ночами ревмя ревут, слыша истошный утиный крик. Кто же в том Гидропроекте удумал нам такую кару?"

Или еще одно огорчение. Как-то Василий Иванович Манченко повез меня к берегам Сухого и Мокрого Еланчика. Практически нет уже ни того, ни другого. Остался Каскад заиленных прудов среди голой степи. Да еще историческое свидетельство: тут царь-бомбардир Петр Первый ходил на кораблях за лесом. Нету больше тех боров и дубрав. А сколько таких Еланчиков, Серебрянок Овечек, Камышанок, Глазомоек?.. Специалисты прикинули - и вышло, что только в России список погибающих малых рек содержит около 100 тысяч названий. Еще горше, чем Каховское море. Там вода губит черноземы, здесь снесенная земля убивает воды.

Вот оно, покорение природы, вот оно, "и на Марсе будут яблони цвести". С одной стороны, конституционное положение о рачительном отношении к окружающей среде, законы о земле и ответственности за нее, с другой - пробей соответствующие визы и заливай ее, бессловесную, морями, уродуй столбами электролиний, прокладывай дороги, как твоему ведомству выгодно, оно ведь тоже государственное. Ставь, не спросясь председателя, буровую посреди кукурузной плантации, которую завтра косить, огораживай забором, чтобы развернуть новый квартал...

Мы создали спутники, целые космические системы, ощупавшие и Марс и другие планеты. Только вот ни в одной лаборатории мира не воссоздана и крупинка живой земли. У нас она бесценна только потому, что на нее нет цены. В поездке по Америке узнал, что в центре Нью-Йорка, на Манхэттене, квадратный метр земли стоит 40 тысяч долларов. Наши политэкономы до сих пор не предложили, как оценивать землю в эпоху социализма. Лишь однажды я услышал более или менее конкретное суждение на этот счет от одного председателя: "Заплати за сто урожаев вперед - и тогда хоть копай тут шахту, хоть строй охотничий дом с сауной". Но кто выложит колхозу такие деньги? Он же не владелец, а землепользователь. Хозяин - государство. Значит, и цена должна быть государственной, ставящей всех перед необходимостью комплексного подхода к эксплуатации угодий, будь то луг, сад, плантация или поле.

Это когда-то говорили, что жизни одного поколения мало, чтобы заметить в природе даже незначительные изменения. Сегодня же... Пора бить в набат перед фактом: небрежение обходится нашей стране ежегодной потерей 100 тысяч гектаров земли, которую пожирают одни овраги, 274 гектара ежедневно! А смыв в балки, низины, выдувание, потеря качества... Не слишком ли дорогая плата, чтобы не задуматься, как со всем этим быть дальше? Я завел речь о былом для того, чтобы извлечь из него предметный урок. Не завтра в Шпаковский район пришлют 150 тяжелых дисковых борон. Придется, видимо, механизаторам снимать с плугов отвалы и не переворачивать, а только рыхлить землю. Не завтра очистится Миус - усилий двух районов для этого мало. В планы по реализации Продовольственной программы сегодня можно включить только первоочередные мероприятия по сохранению почвенного плодородия. Но доколе же первоочередные? А перспектива? Не словесная - рабочая!

Я годами готовился к нелегкому этому разговору и не раз задумывался: как же привыкли мы свои ошибки и заблуждения оправдывать необходимостью. Сколько раз в жарком, до хрипоты споре слышал: "Что б вы кусали в своих академиях да институтах, если бы мы не пахали землю? Что?! Да, гнали годами хлеб по хлебу, разводили пилильщика, черепашку, корневые гнили. Теснили траву, занимали пары. А как иначе? Нет, ты скажи, как было жить иначе? Ты голодал хоть раз после войны?"

Что ж, все так. Только вот как быть с ленинским завещанием беречь и хранить землю как зеницу ока? Оно ведь - и к первым коммунистам, и к тем, кто будет жить после нас. Мы же не только в горевое лихолетье народных бедствий, а постоянно подтачиваем хлебородную силу земли. В докучаевском оазисе мне рассказывали, да я читал про это и раньше, что кубометр русского чернозема из-под Воронежа хранится под стеклянным колпаком в Международном бюро мер на окраине Парижа наравне с эталонным метром и килограммом. Я уже собрался лететь во Францию - билет в кармане - снимать тот образец для фильма, когда пришел из Парижа телекс: никакого почвенного образца в Международном бюро никогда не было и нет сейчас.

Хоть сдавай билет и извиняйся перед Госкино, что, мол, виноват, ввел в заблуждение. Но жизнь оказалась интереснее легенды. Был все-таки воронежский чернозем в Париже. Громадный монолит объемом не в один, а в восемь кубов красовался в центре русского павильона на Всемирной выставке 1900 года. Не навалы сибирских мехов, не слитки золота и россыпи драгоценных камней, не бочки с икрой и дивные изделия народных умельцев - восхищение вызывала громада земли, одинаково черной сверху донизу, под серебристой шапкой степного ковыля.

Французские рантье, уже познавшие сладость ди- видентов от российских нефтяных, угольных и металлургических концессий, теперь охотно покупали облигации нового царского займа. Никаких русских налогов - стриги купоны по четыре раза в год; в Петербурге получают рублями, в Париже - франками, у господ Ротшильдов в Лондоне - фунтами, в Нью-Йорке - долларами... Брали облигации и крестьяне, впервые увидевшие уникальную землю. Царь, как известно, оказался банкротом, впервые надул одних и обманул надежды других. Облигации того займа и сегодня продаются против Лувра, у Моста букинистов, по бросовым ценам.

Ну а как же с тем образцом русской земли? Национальный музей, Сорбонна, другие институты и научные общества просили после выставки разрезать его на части и раздать. По жребию монолит достался Сорбонне, где он и хранился до знаменитых студенческих бунтов, когда здесь все пылало в огне.

Остатки образца я увидел на чердаке Национального агрономического института. Долго смотрел на них в полумраке, и передо мной будто лежал целый мир с горами, расселинами, долинами... Мир не сегодняшний - давно ушедший и догорающий, как последние угли костра.

Не то ли происходит с "царем почвы" и дома? Увы... Век назад специалисты подсчитали - и вышло, что если плодородные поля Центрального Черноземья, откуда берут истоки самые лучшие твердые и сильные пшеницы России, совсем не удобрять, то гумусного потенциала хватит, чтобы получать урожаи в 30 центнеров зерна с гектара на протяжении пятисот лет. Правда, при одном условии - гумус не будет разрушаться плугом. Сейчас здесь берут не больше 18 - 20 центнеров и считают такой урожай нормой.

Где же приумножение, где расширенное воспроизводство почвенного плодородия, которое должно быть первой обязанностью социалистического общества, коль социалистическая революция одним из первых своих декретов сделала декрет "О земле"? Лучше всего, "весомо, грубо, зримо" на вопрос этот, пожалуй, ответит образец того же чернозема, взятого с обычного воронежского поля в наше время и хранящегося под стеклом в музее НИИ сельского хозяйства Центральночерноземной полосы имени В. В. Докучаева. Никаких ковыльных серебряных нитей, как и иных слежавшихся растительных остатков, на поверхности нет - открытая, голая, обращенная в прах почва не способна выдержать малейшего дуновения ветра. Не черен - мертвен и пласт, следующий ниже. В верхней своей части он переуплотнен, мало проницаем для воды и воздуха. И к тому же не достигает былой мертвой глубины сантиметров на 30. Не меньше. Выпахан!

Поставить бы тот изначальный и нынешний кубы чернозема на ВДНХ для всенародного обозрения, чтобы, стоя перед ними, каждый из нас понял наконец, что плодородная почва - то же самое, что пласты нефти и угля, что если бережно к ней не относиться, то через двадцать пять - тридцать лет от русских черноземов останется лишь название. Вот во что выливается та самая все объясняющая и оправдывающая "необходимость".

Были, конечно, в нашем земледелии первоначальные издержки, были промахи и просчеты. Без них, когда идешь первым, не обойтись. Кроме того, имели место явные перегибы и косность, волюнтаризм и боязнь назвать вещи своими именами. А это никак не впишешь в поступательное движение вперед. "Мы научились брать сегодня, - сказал однажды директор того НИИ, где в музее лежит истощенный чернозем, - а о завтрашнем дне думать завтра. И проблема эта уже далеко не агрономическая - проблема нравственная. Брать займы без отдачи - чего же хуже?"

За годы десятой пятилетки в Центральночерноземной зоне поступало в почву азота с туками чуть больше 31 килограмма и с органикой еще около 13 килограммов на гектар. Отчуждалось же с урожаями почти по 80 килограммов. В целом, например, за 1981 год по зоне внесена с туками и навозом 521 тысяча тонн азота, а урожаи вынесли его около 800 тысяч тонн. На одиннадцатую пятилетку планировалось в урожайности выйти к рубежу в 24 - 25 центнеров. При этом растения должны были вынести из земли около миллиона тонн азота. Но из кувшина можно вылить лишь то, что в него налили. Искомого миллиона не было, не оказалось и запланированного зерна. Что могло выручить? Еще более интенсивные сорта? Да, но для этого пришлось бы залезать к земле в еще большие долги.

Как можно было планировать строительство гигантских молочных и мясных комплексов, предприятий по откорму и доращиванию молодняка, яичных и бройлерных фабрик, не изучив и не освоив во всех до последней мелочи аспектах технологию наилучшего использования продуктов жизнедеятельности скота и птицы?! Они же сплошь и рядом идут не почве, а своими стоками отравляют окружающую среду еще хуже, чем стоки промышленных предприятий. А ведь по логике развития можно было ждать, что те продукты будут производиться по плану, как производят мясо и молоко. Нет, просмотрели.

Для того только, чтобы приостановить убыль гумуса, в среднем по стране необходимо ежегодно давать земле 1,6 миллиарда тонн органики, что составит 7 тонн на гектар. Фактически вносится меньше 4 тонн. Но представим, что ситуация резко изменилась, органики стало вдоволь. Увы, ее нечем будет транспортировать. Даже нынешний вал для качественной работы с этими удобрениями требует в 2,5 раза больше погрузчиков и навозоразбрасывателей.

Медленно возводятся и противоэрозионные гидротехнические сооружения, являющие собой неотъемлемую часть почвозащитного комплекса. Общий объем их в Центральночерноземной области должен составить 270 миллионов кубометров. Дай их - и Черноземье ежегодно станет дополнительно получать около 4 миллионов тонн зерна, 2,5 миллиона тонн сахарной свеклы, почти 2 миллиона тонн сена.

В Каменной степи, о которой подумали вчера, крупное опытно-производственное хозяйство НИИ имени В. В. Докучаева под тем же солнцем и теми же дождями, что идут окрест, получает урожаи в 1,5 - 2 раза выше, чем берут в среднем по региону. Каменная степь до сих пор остается искусственно созданной экологической нишей, где во многом решена проблема ведения устойчивого интенсивного земледелия. В целом же в черноземной полосе России, несмотря на колоссальные материальные затраты, урожайность не растет. Более того, игнорирование комплекса мер по борьбе с эрозией, свертывание работ по агролесомелиорации привели к усилению разрушительных процессов. Только за четыре года (1976 - 1980) площадь эродированных земель, по данным Института земледелия и защиты почв от эрозии, возросла с 2,9 миллиона гектаров (15,2 процента общей площади) до 4 миллионов (28 процентов), ежегодный ущерб от эрозии составляет 400 миллионов рублей. На эродированных землях теряется 30 - 60 процентов потенциального урожая. Вот они, деньги, которые можно было бы расходовать на воспроизводство плодородия.

Мало? Что ж, поищем еще. 40 процентов минеральных удобрений из-за того, что земли наши слишком утоптаны колесами различной техники, не срабатывают. Другими словами: 4 из каждых 10 заводов химической индустрии страны работают не просто впустую, а во вред земле, отравляют ее.

Но и это не все, даже далеко не все. Десятками лет держа курс не на умение брать с каждого гектара больше зерна, картофеля, свеклы, хлопка или овощей, а на всевозрастающее число этих гектаров, чтобы больше было не множимое, но множитель, мы стали по всем параметрам рекордсменами пахоты. В наших степях и лесостепях пашня занимает от 45 до 83 процентов территории, тогда как Франция распахана на 42, "тесные" ГДР и ФРГ - на 32, а США - лишь на 27 процентов. Конечно, у нас меньше осадков, засушливый климат, короче безморозный период, но только этим принципы экстенсивного земледелия не оправдаешь.

Не американские или французские фермеры - наш Чаганак Берсиев проломил потолок урожая проса в 200 центнеров; там же, в Казахстане, звеньевой Ибрай Жахаев взял с гектара по 172 центнера риса. Никем в мире до сих пор не превзойденные результаты. Еще до войны звеньевая Сергеева на Алтае получила больше 100 центнеров яровой - не озимой! - пшеницы с гектара. А кукурузовод Марк Озерный, а гвардии украинских свекловодок-пятисотниц во главе со знаменитой Марией Демченко... Всех их роднили не только ошеломляющие рекорды, их роднило еще одинаково хозяйское отношение к плантации, участку, ланке. Собирали по дворам золу, птичий помет, пестовали каждый стебелек, бурачок... Так молодой социализм утверждал свое авторское право на высочайшие образцы ведения земледелия в условиях коллективного хозяйства.

На машинную основу, индустриальные рельсы все это мы не поставили не потому, что технике неподвластно то, что подвластно рукам на малых площадях, а потому, что хотели брать лишь вершки, забыв о корешках, и телегу запрягли впереди лошади. Всевозрастающий промышленный потенциал уходил и уходит в то, что над землей. Стальные лавины могучих тракторов с их многокорпусными плугами смогли бы сегодня распахать все и вся от Балтики до Тихого океана, от вечной мерзлоты до Кавказского хребта и снежных вершин Памира и Тянь-Шаня. Только зачем тратится столько металла, горючего и труда на каждый гектар пашни? Мы вбухиваем капитал сначала на травмирование почвы, потом, повторяю, на лечение зияющих ран. Пора непомерные вложения переадресовать, отдать "под землю" - для воспроизводства плодородия, ибо без фундамента невозможна ни одна прочная постройка. Никакие интенсивные сорта, никакие самые совершенные технологии сева, ухода и уборки не сдвинут урожаи с места до тех пор, пока корешки не обретут в достатке влагу, пищу, благодатное тепло и здоровое дыхание. Пока же урожаи падают не только в Черноземье, но и на нечерноземных почвах Белоруссии, по всей Украине, Поволжью. И не в засухе тут дело - настала расплата, а сук уже сильно подрублен.

Пора задуматься и заняться выработкой долгосрочной комплексной программы возрождения и обновления земли. Будем справедливы, вспомним, в какое время принимался, пусть несовершенный, тот План преобразования природы. Только отгремела война, еще поднимались из руин и пепелищ наши города и села. А средства нашлись. Огромные.

Проблемы, проблемы... От них не уйти. Потому решение их и вошло составной частью в Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986 - 1990 годы и на период до 2000 года. Эти вопросы остры и сегодня. Еще острее они могут стать завтра.

Нынешняя ситуация диктует необходимость более широкого плана, учитывающего уровень и потенциал развитого социалистического общества. Кропотливая, на долгие годы работа. Без забегания вперед, без рывков, со скрупулезным анализом накопленного опыта работа под эгидой ВАСХНИЛ и институтов Академии наук СССР, где сплавились бы воедино пути сохранения и приумножения богатств окружающей среды - почвы, воды, лесов...

Не на Марсе - пусть на Земле цветут яблони.