Экология Человека и европейская гуманистическая традиция

Гуманистическая позиция европейской культуры, те научные взгляды и та картина мира, которая ею прорисовывалась, играла важную роль в мировой истории - истории человечества - и она, быть может, окажется тем фундаментом, на котором будет построено его будущее. Как ни велика роль других культур, как ни велико значение и важность разнообразия цивилизаций, но тем не менее сквозь ретроспективу тысячелетий мы не можем не зафиксировать того влияния на мировую историю, которое оказал поток идей и мироощущений, возникший еще в античной Греции. Где-то в глубине «отрицательных» тысячелетий родилось удивительное мировосприятие, которому не только суждено было выжить в окружении великих цивилизаций древности - Шумера, Египта, Вавилона, но и пережить эти культуры. Не только пережить их, но и сделаться источником той энергии и того гуманного рационализма, плоды которого мы пожинаем и которые, как я надеюсь, позволят людям найти проход между Сциллой и Харибдой современного мира, порожденными техническим прогрессом, необходимостью его дальнейшего развития и связанными с ним опасностями.

Примечание. Говорить о Всемирной истории человечества до поры до времени было неправомочно. Долгое время существовали лишь очаги цивилизации, разделенные «безднами», которые иногда пересекали «великие завоеватели» или путешественники. Но с эпохи Возрождения начинается непрерывный рост «взаимосвязанности», постепенного слияния цивилизованных анклавов в единую мировую систему - возникает общая история человечества. И в этом процессе роль европейской цивилизации очевидна. Объяснить чисто экономическими причинами ее экспансию и место в этом объединительном процессе нельзя. В XV веке Китай был государством гораздо более развитым и богатым, чем Португалия. В его распоряжении были корабли водоизмещением более тысячи тонн (даже с бассейнами) и хорошая навигационная техника, позволяющая совершать любые путешествия. Но именно Васко да Гама дошел до Индии, а его соратники «открыли» Китай на своих 60-тонных утлых корабликах. А в XVII веке русские дошли пешком через всю Евразию не только до границ Поднебесной империи, но и до Америки. Это стремление «открыть двери в неведомое» очень трудно объяснить, не учитывая своеобразных установок, рожденных культурной традицией. Китаю, например, были не нужны Европа и весь тот мир, который по вековым воззрениям был населен грязными варварами. Надо стремиться к небу, а небом была Империя!

Я вижу потребность изучать проблемы истоков нашей культуры с позиции естественника, убежденного в необходимости гуманизации современного техницизма и науки.

Специалисты в области античной культуры и философии имеют свои оценки и, наверное, по-другому характеризуют истоки нашей европейской цивилизации. Но, не забывая о сложнейших переплетениях судеб, прорывах и отступлениях, рождений и гибели народов и культур, мне хочется обсудить лишь одну линию развития, которая, как я думаю, становится особенно важной именно сегодня, на переломном этапе истории человечества, линию единства человека и природы.

Небо, то есть космос древних эллинов, было населено целой толпой удивительно симпатичных богов. Они умели любить и ненавидеть, им были свойственны все людские пороки - они могли и пьянствовать, и прелюбодействовать. И в то же время, они готовы были прийти на помощь своему близкому - человеку, столь похожему на них самих, на богов, - защитить его, приблизить к себе и даже, если понадобится, сделать равным себе, то есть превратить его в бога. Значит, Мир, Вселенная, Космос - это не только Земля и Небо. По воззрениям греков, это еще и люди и боги, столь похожие на людей: в нем обитали существа, которые были людьми или почти людьми. Они были полны оптимизма и желания вмешиваться по своему разумению во все, что происходит не только на Земле, но и на Небе. И конечно, в человеческие судьбы.

Представить себе Вселенную без Человека, увидеть Космос пустым древние греки не умели! Я думаю, что многие идеалы христианства - «не убий», «полюби ближнего своего» - шли скорее всего не от мрачного указующего перста Иеговы, а от эллинской традиции благожелательности к Человеку, умению и желанию прийти к ному на помощь.

Главная ценность эллинского мира - это Жизнь, и нет ничего прекраснее Жизни. И она всюду вокруг нас: и на Земле и на Небе. Не отделение от Человека, не замыкание в самом себе, а открытость к жизни и прежде всего к Человеку - вот где мне представляются истоки и той энергии, и того мировосприятия, которые становятся необходимейшими атрибутами и нашей современной жизни.

Примечание. Прихотливы не только судьбы людские, по и судьбы могучих цивилизаций. Когда-то общий индоевропейский корень раздвоился, и одна из его могучих ветвей оказалась в Индии. И там родилась своя цивилизация, столь мало похожая на греческую, что трудно и подумать, что они вышли из одного корня. Самосозерцание, желание уйти в нирвану, к чему призывают религии Индостана, - как это контрастирует с тем стремлением к совместной активности, столь свойственным древним грекам.

Но рассуждениями об истоках европейского гуманизма я не хотел бы создавать у читателя представления о том, что я как-то противопоставляю различные культурные традиции. Обращая внимание на их отличие друг от друга, я хочу тем самым показать разнообразие культур, столь же важное для будущего общепланетарной цивилизации (теперь уже уместно так говорить), как и генетическое разнообразие человека - биологического вида, homo sapiens. Обсуждая современный интеллектуальный настрой, я хочу лишний раз подчеркнуть преемственность некоторых важнейших идей современности, их генезис и далекую связь времен.

После крушения античного мира настал черед «темных столетий». Но культурная традиция, как бы она ни была слаба и хрупка, не прерывалась. Обаяние великой цивилизации древности жило в людской памяти. И оно было немаловажным фактором в тот переломный период, когда европейский мир шагнул в эпоху Возрождения. Я подчеркиваю - именно европейский мир, ибо попытка абсолютизировать особенности исторического и культурного процесса, перенести его на другие контитенты и страны, мне кажется несостоятельной. Уже в России эпоха Возрождения и связанная с ней Реформация проходила совсем иначе, чем в Западной Европе. А в истории Индии и Китая эти процессы в той форме, в которой мы говорим о Европе, вообще отсутствовали.

И еще одно замечание. Эпоха Возрождения потому и носит такое название, что в этот период происходило возрождение древних ценностных шкал, прежде всего Древней Греции. В этом процессе сыграла не последнюю роль никогда не прерывавшаяся ниточка, связывающая пас через Рим и Византию с античным миром. Эпоха Возрождения - это не только возврат и переосмысливание культурного наследия прошлого, но и рождение и становление научного метода, в значительной степени отвергавшего это прошлое. Приобретения сопровождались и потерями - такова неизбежная диалектика. Так, например, вместе со становлением гелиоцентрической системы были забыты правила исчисления эфемерид - планет на основе системы Птолемея. Потребовалось известное время, чтобы их восстановить уже на новой основе, конечно, на основе небесной механики Ньютона.

Коперник, Галилей, Ньютон - все они преддверие рационализма и энциклопедизма. И с развитием научного метода происходит неизбежное - Человек в представлении новой науки покидает Вселенную, Космос. В новой картине, мира, постепенно утвердившейся в XVIII веке, Человека уже нет. И в пустом космосе появляются свои законы, подобные законам действующего автомата, с помощью которых не только можно восстановить прошлое, объяснить настоящее, но и в принципе с любой точностью предсказать будущее.

Вспомним еще раз замечательную историю о том, как Лаплас подарил Наполеону книгу с изложением своей космогонической теории, известной ныне как теория Канта - Лапласа. Прочитав книгу, император Фракции спросил Лапласа: «А где же место бога в твоих рассуждениях? Я его там не нашел». На это маркиз де Лаплас ответил: «Ваше Величество! Мне этой гипотезы не потребовалось!»

Раз мир может быть объяснен без Человека и без вмешательства божественного разума, то он и должен быть так объяснен. Таково требование науки, нового научного метода, таково следствие принципа «лезвие «Оккама», многократно оправдавшего себя и утвердившегося в естествознании XIX столетия!

Таким образом, в науке XIX века с ее стремлениями к прозрачным и ясным схемам, с ее глубокой убежденностью, что мир в своей основе достаточно прост, Человек превратился в стороннего наблюдателя, изучающего мир «извне», неспособный вмешаться в раз навсегда установленный порядок. Возникло странное противоречие - Человек, ведь он же существует! Но существует как бы сам по себе. А Космос, Природа тоже существуют и тоже сами по себе. И порой их объединяют, если это можно назвать объединением, только религиозные воззрения.

Рационализм эпохи Просвещения, не оставляющий места ни для какой иррациональности, был своеобразным отрицанием истоков европейского миропонимания. Но заменить его полностью он не мог. Я думаю, что понимание его ограниченности было свойственно не только Канту, который полагал, что деятельность Человека доопределяет законы Природы. Впрочем, заметного влияния эти критические идеи на развитие наук и философской мысли не оказали. Вплоть до XX века основное течение естествознания следовало тому руслу, которое наметили Коперник, Галилей, Ньютон, Декарт.

Особенность методологии естествознания XIX века, которое и сейчас оказывает огромное влияние на развитие науки, - это представление о независимости предмета исследования от наблюдателя (приборов, которые он использует, в частности). В рамках классического естествознания нельзя объяснить связь Человека и Природы, рассмотреть систему человек - природа, видя к Человеке ее активную составляющую. Для этого нужен гуманитарный подход, нужны гуманитарные знания.

Гуманитарное знание, «Гуманитарная парадигма» необходимо рассматривает Человека, исследователя как участника процесса. Естественно-научный подход недостаточен для того, чтобы изучать, например, социальную систему. В гуманитарном мышлении возникает новое представление об истинности и ложности, не сводимое к представлениям классического естествознания. Человек может действовать целенаправленно, в своих собственных, субъективных интересах. Наблюдатель оценивает поведение Человека, структуру его целей с позиций своего класса, своей страны, своей собственной цели, наконец! Отсюда и субъективный характер представлений об истинности и ложности, добре и зле, шкале ценностей и т. д. И до поры до времени представление об общечеловеческих ценностях могло быть только проявлением прекраснодушия.

В XIX веке оформляются две ветви человеческой культуры - естественно-научная и гуманитарная. У них собственные языки и мерила ценностей. Между ними возникает пропасть, об опасности которой так много беспокоился и писал замечательный английский романист и физик одновременно Чарльз Персис Сноу.

Таким образом, эпоха Просвещения, успехи естественных наук и рационализм научного мышления, казалось бы, порывают с той классической гуманитарной традицией древнегреческой культуры, рассматривающей мир в его единстве и человека как участника единого мирового процесса.

Но уже в том же XIX веке возникли неудовлетворенность сложившейся ситуацией и понимание недостаточности и даже ущербности ситуации, возникшей в науке XIX века, несмотря на все ее удивительные достижения. По-видимому, их очень хорошо чувствовал К. Маркс, когда писал о том, что неибежно настанет время, когда произойдет слияние наук естественных и гуманитарных в единую науку - науку о Человеке. Но вряд ли К. Марксу было известно, что в том же XIX веке уже начали возникать идеи, которым будет суждено сыграть особую роль в таком «Великом Объединении».

В самом деле, уже в середине XIX века в эпоху триумфального шествия «физикалистских» воззрений классического естествознания рождается и новое умонастроение, которое как бы снова возвращает нас к воззрениям древних греков. Но не просто возвращает. Оно теперь обогащено всеми приобретениями опыта исследователей с использованием возникшего научного метода. Человек снова становится действующим лицом, неотделимым от Природы, Космоса, его частью, его составляющей. И он, Человек, теперь начинает изучать Космос «изнутри» не как наблюдатель, а как участник событий. Он изучает теперь (или формулирует как предмет изучения) и свою причастность к процессам, внутри его происходящим.

Это умонастроение получило название «русского космизма», и оно не противопоставляло себя достижениям научной мысли. Это было переосмысливание достижений мировой науки с позиций европейской гуманистической традиции. Новое умонастроение родилось в России и является одной из важнейших страниц истории русской и мировой философской и естественно-научной мысли. Я убежден, что русский космизм - это один из очень важных вкладов в сокровищницу европейской культуры, вклад, к сожалению, малоизвестный не только широкой публике, но и специалистам. И не только за рубежом, но и у нас в стране.

Одна из особенностей русской философской школы - глубокий синтез естественно-научной и философской мысли. Такое явление - это своеобразный феномен, и его генезис заслуживает известного внимания. И без этого обсуждения будет, вероятно, непросто объяснить, почему учение о ноосфере возникло и притом в нашей стране. Но для подробного обсуждения процесса совместного развития естественных и философских воззрений в России и анализа их взаимного влияния потребуется высокий профессионализм в области истории науки. Поэтому я ограничусь лишь несколькими замечаниями общего характера.

Историю русской мысли и развития естествознания в России во второй половине XIX века, как мне кажется, нельзя понять, не обратив внимания на одну особенность истории России XVIII века. Начиная с эпохи Петра правительство стало уделять определенное внимание развитию наук и просвещения. Отсутствие в допетровской России каких-либо научных заделов, на которые могло бы опереться развитие естественных паук, заставило правительство приглашать ученых из-за границы. Поэтому первыми учеными-естественниками в России были иностранцы, преимущественно немцы или немецкие швейцарцы. Они принесли с собой и специфическую культуру научных исследований. Их исследования, конечно не все, - я не хочу, например, говорить о работах Л. Эйлера, - не отличались особой широтой взгляда, но зато им была свойственна тщательная отработка отдельных деталей. Еще одна особенность - приверженность к определенным стандартам мышления и оценок научных разработок.

Все это в определенной степени противоречило русскому темпераменту - вспомним бесконечные ссоры М. В. Ломоносова с немецкими академиками. Они были вызваны не только его характером.

Я не собираюсь умалять огромной роли этого «немецкого слоя» русских ученых-естественников в формировании общей научной культуры послепетровской России: без их участия возвращение России в клуб европейских держав было бы еще более длительным и мучительным. Но следующий слой - русские ученики немецких учителей - был в основном представлен эпигонами, продолжавшими тематику своих учителей и работавших в их ключе. А эпигонство - стремление во всем следовать своим учителям - редко бывает успешным. И в начале XIX века общий уровень науки в России по сравнению с ее мировым уровнем, как мне представляется, несколько снизился.

Но затем стали появляться русские ученики уже русских учителей. Они владели современными методами научных исследований, но не были обременены жесткими канонами немецкой научной школы. Они работали уже в том ключе, который отвечал особенностям русской культурной традиции, может быть, даже уместно сказать - национальному характеру. И вот появляется ряд блестящих имен - Н. Лобачевский в математике, Д. Менделеев в химии, И. Сеченов в физиологии. К середине XIX века уже можно говорить о появлении русской естественно-научной школы.

Этой плеяде ученых было свойственно стремление к широте взглядов, стремление осмыслить изучаемое явление в целом, его место в потоке фактов, стремление избавиться от привычных норм и стандартов исследовательской деятельности. Возникают новые, оригинальные «системные конструкции». Тому пример - периодическая таблица Менделеева. И. Сеченов также шел непроторенными путями. Он, вероятно, был первым, кто начал изучать человека в его единстве. Не только психическом и физическом, но в единстве Человека и окружающей среды. К этому же кругу явлений следует, наверное, отнести и открытие хемосинтеза Виноградским. К числу подобных общесистемных конструкций должны быть затем однажды причислены и исследования В. И. Вернадского и его учение о ноосфере, конечно! Но об этом ниже, сейчас же мне важно заметить, что во второй половине XIX века в России произошло переосмысливание содержания и целей научных исследований, утвержденных еще в предыдущем веке. И это происходило всюду - в химии, биологии, геофизике...

Так случилось, что одновременно и в философской среде возникла определенная реакция на западноевропейский рационализм. Можно по-разному относиться к кружку Любомудров и течению славянофилов, но Иван Киреевский был безусловно первым, кто четко обозначил, что холодный, рассудочный анализ эпохи Просвещения привел к потере единства представлений о мире. Он увидел разрыв между рациональным видением мира, естествознанием XIX века и иррациональностью человеческого «я!» Еще в 1852 году он писал: «Многовековой холодный анализ разрушил все те основы, на которых стояло европейское просвещение с самого начала своего развития».

В общефилософском плане близкие идеи высказывал Кант, и конечно, они были известны и Киреевскому. Но автор «Критики чистого Разума» говорил об ущербности, недостаточности того миропонимания, которое предлагало естествознание XVIII века. Что же касается Киреевского, то он отчетливо увидел те потери в единстве общей картины мира, которые повлек за собой рационализм, и предлагал, по сути, новые альтернативы, связанные с возвращением к европейской гуманистической традиции, истоки которой лежат в древнегреческих представлениях о мире, единстве Природы и Человека.

Вот этот гуманистический настрой русской мысли прошел через все ее проявления. Он свойствен не только философии. В литературе он проявился не менее сильно. Н. Гоголь, Ф. Достоевский и Л. Толстой оказали влияние на всю мировую культуру и на философские течения, в частности. Он проявился в политической жизни и во многом определил характер мышления русских естествоиспытателей.

Я умышленно употребляю термин «умонастроение», ибо в России не было единой школы, но возник определенный настрой мысли, который был свойствен русской интеллигенции второй половины XIX века. Он был свойствен людям очень разных философских политических и религиозных взглядов, от идеологов правословия до приверженцев научного материализма.

Так или иначе все это заслуживает еще специальных исследований, но в результате взаимовлияния философско-гуманитарной мысли и работы естествоиспытателей, пытавшихся по-новому осмыслить предмет своей деятельности, возникло замечательное явление, которое, собственно, и принято называть теперь «русским космизмом». Это своеобразное течение мысли - именно «умонастроение», - в рамках которого преодолевать противоречие эпохи Просвещения, и снова картина мира обретала цельность, единство, как это было в античные времена !

Человек становился снова частью Природы; развитие мысли согласно воззрениям космистов, - это уже HP иррациональная категория, а процесс, столь же естественный для Природы, как и движение и эволюция небесных светил. Мысль - это важнейшая составляющая мирового эволюционного процесса. Подчеркиваю - мирового, то есть космического, а не только земного.

Природа, Космос - вот кто рождает Человека, рождает Разум и его носителя - все эти явления космической природы. Человек должен изучать этот процесс своего становления, своего развития, своего участия в нем! Это ему необходимо для его же дальнейшего развития. И не с позиций стороннего наблюдателя, как биолог исследует на стекле микроскопа пищеварительный аппарат насекомого, а изнутри мирового процесса развития, как его непосредственный и активный участник. Человек по воззрениям космистов не только испытывает на себе влияние Космоса и природных процессов, поскольку является их порождением и составной частью, но и будучи носителем Разума, он способен оказывать воздействие на Космос и «естественный ход» развития окружающего мира, и все в большей степени по мере развития цивилизации. Кроме общих законов развития Природы, Разум способен формулировать свои законы, точнее, - свои правила поведения, которые суть следствие его целенаправленных усилий. И такая «искусственная» деятельность не менее реальна и не менее потенциально способна влиять на развитие мира, чем «естественный ход» событий.

Изложенные представления - уже совсем иной взгляд на вещи. В кадре подобных рассмотрений уже нет места проблеме «прибора», независимости происходящего от нашего сознания, поскольку сознание есть такой же продукт развития материи, как и все, что мы наблюдаем вокруг себя.

Но отсюда следуют и многочисленные выводы вполне «практического» характера: коль скоро человек вмешивается в природные процессы, то его действия могут изменять их и в таком направлении, что деятельность людей начнет сама вредить их будущности. Возникают проблемы, общие для всего человечества. Н. Ф. Федоров, работавший в тот период в Румянцевском музее (ныне Библиотека имени В. И. Ленина), так и назвал свою книгу «Общее дело».

Другими словами, позиция космистов, какими бы ни были их философские, религиозные и другие воззрения, утверждала необходимость такого выбора собственных действий, который шел бы на пользу людям - был бы их общим делом.

Я постарался описать ту интеллектуальную атмосферу, в которой воспитывался В. И. Вернадский, в которой формировалось его мировоззрение - естествоиспытателя, материалиста, философа. Он вращался в кругу людей, исповедовавших взгляды космистов, критически воспринимавших метафизический рационализм XVIII века. Он был дружен с семьей В. Г. Короленко, оказавшего большое влияние на юношу Вернадского. Конечно, он был в курсе всех идей «русского космизма». И в идейном плане от их воззрений, от той картины мира, которая вставала перед ним еще в студенческие годы, до учения о ноосфере - один шаг. Но это был уже шаг не философа, а естествоиспытателя - он требовал осмысления и накопления огромного экспериментального материала и преодоления той естественно-научной традиции, которая доминировала в естествознании XIX века.

Вот почему создание учения о ноосфере, о тех ограничениях, которые накладывает Природа на общественные структуры, - это не только этап развития науки, сопоставимый с копернианской или дарвиновской революциями, но и подвиг Человека.

В XX веке стала понятной (процесс понимания был длительным и тяжелым) недостаточность принципа «постороннего наблюдателя». Новая физика, изучение микромира по-новому заставили взглянуть на многие вопросы, переоценить смысл и цели опытного изучения мира. Даже простое наблюдение происходящего превращает порой человека из зрителя в участника в течение изучаемых им процессов, ставит новые проблемы глубокого философского значения.

Огромное впечатление на физиков и лиц, следящих за ее развитием, производит согласованность фундаментальных физических констант: незначительное изменение гравитационной постоянной или скорости света, например, привело бы к тому, что в таком мире уже не могли бы возникнуть стабильные космические образования и жизнь, конечно, в ее современном понимании. В результате возник «принцип антропности», весьма популярный среди западных физиков: в мире все происходит так только потому, что мы есть! Другими словами, если бы соотношение констант, если бы те правила (законы), которые определяют процесс самоорганизации материи во Вселенной, были бы иными, то нас просто бы не было! И некому было бы изучать процессы развития, происходящие во Вселенной, и саму Вселенную, и нас самих!

Примечание. Принципу антропности сейчас посвящено уже довольно много работ, принадлежащих перу виднейших физиков; популярное изложение этого принципа на русском языке читатель может найти и в статьях лауреатов Нобелевской премии С. Хокинга и Ф. Д. Дайсона, опубликованных в журнале «Природа» № 5 и 8 за 1982 год.

Принцип антропности и все рассуждения, которые с ним связаны, в точности противоположные тому общему принципу, который начал входить в науку со времен эпохи Возрождения и прочно утвердился в естествознании XIX века: истинно лишь то, что может быть установлено без ссылок на Человека, его деятельность, его способность к наблюдению.

Но ведь еще за 100 лет до появления «принципа антропности» «русский космизм», а затем и В. И. Вернадский видели в Человеке носителя Разума, не только зрителя мирового процесса развития, но и его участника, способного все более и более активно вмешиваться в его течение, причем темпы его «вмешательства», его активных целенаправленных действий растут столь быстро, что теперь уже уместно говорить о том, что мы наблюдаем качественное изменение всего хода эволюционного процесса, и, может быть, уже не только на Земле.

Вот почему мне кажется, что «принцип антропности» не так уж далек от идей «космизма», он, может быть, лишь использует другой язык и опирается на данные той физики, о которой столетие тому назад просто никто и не подозревал. Но в то же время в самой формулировке «принципа антропности» многое еще недоговорено. Может быть, ту лаконичную формулировку «принципа антропности», данную С. Хокингом, которую я привел, следует сказать иначе, в форме известного афоризма: «Никогда такого не было, чтобы ничего не было» Будь иными физические константы (или законы физики), другой была бы Вселенная, по-другому шли бы процессы самоорганизации материи, по-другому на определенном этапе своего развития материя начала бы познавать себя, то есть возник бы Разум. И тоже появился какой-либо из его носителей, который утвердил свой аналог «принципа антропности»? Кто знает - может быть!

Уместны ли здесь дискуссии?

Мне кажется, здесь был бесконечно прав В. И. Вернадский, который многие сверхтрудные вопросы, на которые было мало надежды получить ответы, относил к категории «эмпирических обобщений». Я целиком разделяю эту позицию - надо воспринимать мир таким, каков он есть! Изучать его. И делать из этого определенные выводы, вырабатывая нормы собственного поведения. А накопление материала нам позволит однажды увидеть то, что сегодня скрыто за горизонтом.

Здесь я хочу обратить внимание на то, что в идейном плане учение о ноосфере - это наследие «русского космизма», в котором возрождаются те гуманистические взгляды, которые лежали в основе европейской цивилизации, в его самых глубинных истоках. Они определяли представление о том, что Природа и Человек - это единство и нерасторжимость. Но теперь общий принцип, это мировосприятие, это единство получает не только научный фундамент, но и служит источником конкретных действий. Мы начинаем понемногу понимать, что Разум, во всяком случае Разум, рожденный в земных условиях, для своего развития и даже просто для своего сохранения должен из зрителя и наблюдателя превращаться в участника мирового процесса развития. Место вопроса, который в течение тысячелетий занимал умы людей: «Зачем жить?» - сейчас занимает другая проблема: «Как жить?»

У нас нет сколько-нибудь полного ответа на этот вопрос. Но тем не менее мы уже знаем его некоторые фрагменты. Человеку предстоит - и он должен быть способен - расширять свое воздействие на окружающую среду и перестраивать самого носителя Разума - Человека, продукт сложного процесса эволюции, во многом несовершенного и плохо приспособленного Природой к той роли греческих богов, которые властвуют на Небе и роль которых ему предстоит сыграть. «Естественная эволюция» отступает на второй план, и именно Разуму и только Разуму предстоит создавать тот образ, которому должен следовать его носитель, ибо эволюционный процесс индивидуального совершенствования практически закончился уже десятки тысяч лет назад. Ему придется создавать новые принципы этики, и морали, и той организации «исполнителей и наблюдателей», которые по необходимости должны оказаться способными превратить этот дуализм в единство!

Учение о ноосфере и система взглядов «русского космизма» стирают представления о различии «естественного» и «искусственного». Пути развития классического естествознания, по словам В. Ф. Одоевского, нас подводят к дверям Истины, но сами двери с ее помощью не открываются. Только включение Человека в единую систему позволяет увидеть мир в его полноте и реальности. Мысль Человека, его сознание не только отражают действительность, но и являются его частью. И все порожденное мыслью и творчеством Человека столь же естественно, как и все прочие явления природы. Рукотворные создания Человека - мир искусственного - это тоже лишь фрагмент естественного, фрагмент единого мирового эволюционного процесса. Став на эту точку зрения, мы обнаруживаем новые проблемы и новые возможности.

Разуму свойственны свои законы. Он обладает волей, он способен к целенаправленной деятельности, не только к сохранению самого себя. Но и к саморазвитию.

Прекращение биологического развития Человека, его индивидуального мозга не означает прекращение развития Разума. Ведь мозг животного и мозг Человека состоят практически из одних и тех же нейронов. Но у человека их намного порядков больше и совсем иная структура связей. Поэтому мысль о постепенном появлении коллективного Разума по мере увеличения техники связи и общественной организации уже не кажется абсолютно утопичной. Разум не существует абстрактно. Он имеет своего носителя - Человека, во имя которого теперь уже коллективный Разум будет предпринимать те или иные усилия и разрабатывать стратегию своего развития.

Экспозиция мировой картины превращается в видение перспектив развития, в конкретные действия. И в частности, становится очевидной необходимость качественной перестройки морально-этической основы цивилизации, преодоления тех стереотипов мышления, которые формировались сотнями поколений и которые будут служить барьером, не перешагнув через который человечество не сможет вступить в эпоху ноосферы.

Таким образом, общая гуманистическая позиция, возникшая в самых истоках европейской цивилизации, привела нас не только к такому видению мира, в котором Человек и Природа, в том числе и Космос, представляют неразрывное существо, но и к выводам, побуждающим к действиям, ибо дальнейшее развитие мира, дальнейшая эволюция - это мы, это наши действия, целенаправленная деятельность человечества.

Любая картина мира - всегда некоторая экстраполяция. И в ней неизбежно присутствует элемент субъективизма и утопичности. Тем не менее стремление взглянуть за горизонт всегда оправдано трудностями сегодняшнего дня и необходимостью альтернативы. А сегодня она необходима больше, чем когда бы то ни было!