Новая Вавилонская башня

"У нас, в Центре исследований ядерной техники, времена изменились, - говорит физик Рольф Криг в дискуссионной статье "Новая Вавилонская башня". - Еще совсем недавно нам могло казаться, что наши дорогостоящие эксперименты и расчеты никого, кроме нас, не интересуют. Мы пишем отчеты и научные статьи, а они пылятся на библиотечных полках. Но сейчас даже отдельные фразы из научной статьи могут стать причиной разногласий общественного мнения.

Как и многие мои коллеги, я время от времени выступаю с лекциями. Городок, вблизи которого планируется строительство атомной электростанции, организовал диспут. Меня пригласили рассказать о риске, связанном с развитием атомной энергетики.

Я чувствую себя не совсем в своей тарелке, и дело тут не в неумении выступать перед большой аудиторией. Смущает настроение собравшихся. На диспут пришла группа коммунистов, и есть просто защитники окружающей среды. Обе группы - упрямые противники атомной энергетики. Остальная публика в лучшем случае нейтральна. На меня смотрят как на представителя и защитника ядерной энергетики, той самой, которая должна якобы принести человечеству несчастья и беды. Я чувствую это по направленным на меня взглядам. Как получилось, что я выступаю здесь сторонником чего-то такого, что пугает многих моих сограждан? Из-за денег? Но деньги я мог бы заработать где-нибудь еще. Я и сам понимаю, что ядерная энергетика не лишена проблем, и эти проблемы наверняка видны мне лучше, чем пришедшим в этот зал. Почему именно я должен уговаривать их, что атомные электростанции безопасны? Дело в том, что я - специалист по безопасности реакторов.

Чем больше у общественности сомнений в этой безопасности, тем больше возрастает значение моей работы, тем сильнее растут затраты на нее, тем больше мои шансы на профессиональный рост. Значит, выступая перед неспециалистами, я буду склонен скорее преувеличивать опасность атомной энергетики".

В своей статье Криг приводит ряд аргументов против АЭС, постоянно выдвигаемых на таких встречах. (Эти аргументы мы уже разбирали выше и нашли на них ответы.) Далее автор переходит к разбору аварий и неполадок, имевших место на АЭС.

В реакторах в гораздо большей степени, чем в других видах техники, применяются предохранительные устройства, исключающие отказ или неверное срабатывание основных узлов. Так, от агрегатов АЭС требуется, чтобы даже разрыв главной магистрали охлаждения - трубы почти метрового диаметра с давлением воды 160 атмосфер - не привел к выбросу в окружающую среду опасных радиоактивных веществ. Чтобы обеспечить такую безопасность, проводятся дорогостоящие эксперименты и компьютерные расчеты. Материалы для АЭС испытывают не под обычной, а под ударной нагрузкой. Ведь при разрыве магистрали охлаждения давление в реакторе изменится очень быстро, за миллисекунды. Возникающий при этом пар обладает силой до 1000 т. Расчеты в этом случае очень сложны и трудоемки. Еще несколько лет назад вообще не было методов расчета такой ситуации, но недавно эта проблема была решена. Дама из публики задает вопрос:

- Я не разбираюсь в математических формулах и не могу проверить ваши утверждения. Может быть, правы не вы, а ваши противники?

Специалист Криг отвечает на это, что все расчеты, необходимые для того, чтобы сдать реактор в эксплуатацию, проверяются компетентной комиссией по безопасности реакторов, а комиссия эта составлена из авторитетных, беспристрастных, назначенных правительством специалистов. Аудитория реагирует на это заявление иронично.

Еще вопрос:

- Какие меры безопасности приняты против возможного разрыва оболочки реактора?

Криг отвечает, что вероятность такого события настолько мала, что нет смысла встраивать очень дорогостоящее предохранительное устройство. В ответ сыплется град возражений. Доказано ли, что вероятность так мала? А если доказано, то ведь расчет вероятности не говорит о том, не может ли такое крайне маловероятное событие произойти уже завтра? "Мои оппоненты говорят о катастрофических последствиях такого случая. Я отвечаю, что проведены весьма подробные испытания материалов, из которых сделана оболочка реактора, и что в принципе, конечно, несчастье может произойти хоть завтра, но как раз это крайне мало вероятно. Но мои ответы, кажется, никого не удовлетворяют. Не помогает и ссылка на американского ученого Расмуссена, показавшего, что последствия подобной катастрофы будут не страшнее последствий взрыва котла на обычной тепловой электростанции или какой-либо природной катастрофы.

Как трудно наладить взаимопонимание, когда нет общего языка! Средний нормальный человек должен понимать такое заявление специалиста следующим образом: "Случай такого рода может произойти раз в десять тысяч лет". Ведь для неспециалиста это практически означает "никогда". А если мы скажем "раз в миллион лет" - ведь это тоже, собственно, никогда. И как объяснить неспециалисту, почему против случайностей первого рода мы считаем необходимым запроектировать специальное устройство, а против аварий второго рода никаких предохранителей ставить не надо?

В зале нарастает беспокойство. Люди спорят между собой.

Почему не удалось строительство Вавилонской башни? Может быть, не хватало камней или проект был неверным? Нет, строительство пришлось прекратить потому, что внезапно оказалось, что люди говорят на разных языках. Не выйдет ли так же с атомной техникой?" Мы должны или научиться общему языку, или прекратить возведение нашей башни - ядерной энергетики.

Выступающие в дискуссии неоднократно повторяют, что развитие солнечной энергетики не несет с собой таких опасностей. Никто и не вспоминает, что в ФРГ ежегодно гибнет несколько тысяч человек, упав с высоты, и что постоянная чистка солнечных коллекторов, которые будут размещаться на крышах домов, будет нам стоить еще жизней нескольких сот человек в год, и так год за годом, а не раз в сто лет или реже, как от аварий на АЭС. Кроме того, никто не учитывает, что солнечная энергия пригодна для отопления, но вряд ли ее удастся рентабельно превращать в электроэнергию.

"И кто вспоминает о жертвах, ежегодно требуемых развитием угольной и нефтяной энергетики? Разве в этих областях техники проводят такие всеобъемлющие исследования проблем безопасности, как в атомной технике, где почти на всех узлах и агрегатах принимаются меры против отказа или поломки? Я, например, никогда не слышал, чтобы кто-нибудь потребовал под мостом построить второй на случай, если первый мост рухнет.

В дискуссии использовались странные аргументы. Например, один энтузиаст охраны природы заявил, что многим ученым точно известно, что в случае несчастья на заводе по переработке ядерного горючего могут погибнуть миллионы людей. Но ученым якобы запрещают сообщить о такой опасности широкой публике. При этих словах группа защитников природы зашумела. Я поражен. Неужели люди не видят, насколько далеки они от реальности? Я отвечаю: многие из нас, специалистов по ядерной энергетике, живут вблизи исследовательских и промышленных ядерных установок. Что же, вы думаете, нам жизнь надоела? И вы верите, что можно удержать несколько сот ученых на протяжении многих лет от того, чтобы хоть кто-то из них сообщил о подобной опасности в газеты?

Кажется, часть аудитории со мной согласна. Неудивительно. Этот противник атомной энергии совсем зарапортовался. Я ведь и сам не враг природы, и если голосую за строительство новых АЭС, то во многом как раз ради природы. Я понимаю, что опасности повседневной жизни хорошо известны каждому, и их риск мы оцениваем подсознательно, руководствуясь опытом и здравым смыслом, а риск развития атомной энергетики приходится рассчитывать сложными математическими методами. Это совсем другое дело. Я понимаю, что широкой публике в значительной мере приходится верить на слово специалистам, так как для человека со стороны практически невозможно ответить ни на один вопрос о риске, связанном с АЭС, исходя из своего повседневного опыта.

Эти слова специалиста возмутили молодого человека, сидевшего в первом ряду:

- Он считает нас дураками! - закричал этот парень, вскочив с места. - Какая наглость! Мы уже давно не дети и в состоянии сами судить обо всем!

Неужели людям так трудно смириться с тем, что все знать, во всем разбираться невозможно? Да, это тяжело, особенно потому, что с детства в нас воспитано убеждение, что не знать - стыдно. Но за возмущением молодого человека скрывается и нечто большее. "Это по сути призыв к свободе. Ему рассказывают, как хорошо разные специалисты позаботились о его безопасности, и в то же время говорят, что сам он в этом все равно не сможет разобраться".

Когда такие люди занимают стройплощадку АЭС, чтобы провести на ней мирную демонстрацию протеста и помешать строительству, они поступают так не только потому, что не доверяют исследованиям и расчетам специалистов. Это для них лишь предлог, удобное объяснение своих действий, хотя многие не отдают себе в этом отчета. Для человека важна не только свобода от гнета, не только обладание определенной долей материальных благ. Он хочет самостоятельно познавать мир и по возможности участвовать в его изменении. Он не хочет доверить такое важное и интересное дело кому-то другому. "Если он вступает на территорию стройплощадки АЭС и пытается приостановить работы, - это его личное активное действие против "аппарата", кажущегося ему чужим и холодным. Действие приносит ему удовлетворение. Когда ученые как цирковые укротители демонстрируют перед публикой свои успехи в покорении атомной энергии, а у публики холодок ужаса бежит по спине - этого явно недостаточно, чтобы наладить взаимопонимание между учеными и обществом. Снова вспоминается Вавилонская башня. Смешение языков - нечто большее, чем просто непонимание слов. Это отсутствие общности, взаимное безучастие. Вот где корень опасений против ядерной энергии, против прогресса техники вообще. Это глубже, чем ужас перед Хиросимой.

Несколько последних десятилетий принесли нам невиданный в истории прогресс научных знаний и технологических возможностей. Велика опасность, что пропасть между теми немногими, кто обладает этими знаниями и возможностями, и широкими массами народа будет все расширяться. И неудивительно, что прогресс техники все чаще вызывает протесты, в том числе среди ученых-гуманитариев. Мы должны искать новые пути к взаимопониманию. Не зря философы, психологи, даже седовласые теологи появляются сейчас на лекциях по естественным наукам. Тот, кто хочет видеть в современной технике всепожирающее чудовище, сам отдает себя ей в рабство".